В конечном итоге, занятия были перенесены к источникам и совмещены с водными процедурами, став неизменным элементом начала нового дня. Теперь каждое утро самки в полном составе направлялись к теплым купальням, гнулись, медитировали и неспешно упражнялись с копьями, настраивая себя на спокойный и размеренный лад, а Козявка и Шкет носились вокруг, взвизгивая от радости, что мамочка и все любимые тетушки в полном сборе, путались под ногами, врезаясь друг в друга, и пугали греющихся на солнце летунов.
Потом самки отправлялись по своим делам, а вечером собирались вновь, трапезничали, обменивались новостями, смеялись, играли с мальками. И жизнь в такие минуты казалась прекрасной, а проблемы и горести отходили на второй план. Когда же мальки уставали, Луна уходила с ними в детскую и, угомонив юных воспитанников, засыпала подле них сама. Взрослые же обитательницы гарема, напротив, не спешили расходиться по комнатам. Ведомые неодолимым стремлением отдать положенную дань безжалостному Сезону, они находили утоление своих страстей в жарких объятиях и откровенных ласках, до самого позднего часа даря друг другу чувственные моменты тайного наслаждения.
Комментарий к Глава 12. Полночь и Луна
Ассоциация с Луной: Enya – «Echoes In Rain»
Ассоциация с Полночью: Enya – «The Humming…»
========== Глава 13. Когда самец все же явился, да не тот и не для того… ==========
Я не хотела вас обидеть,
Случайно просто повезло.
(Владимир Вишневский)
Солнышко выпрямилась и, цыкнув на расшумевшихся мальков, прислушалась. Здесь явно незримо присутствовал кто-то еще. Самка окинула взглядом заросли, со всех сторон обступающие вольер, и несколько раз потянула воздух. Долетевший до нее запах был едва уловим, но странным образом знаком. Где-то она его уже встречала…
— А, ну, выходи! — рявкнула она, стараясь придать голосу побольше суровых нот.
— Не гневайся, Старшая, — тихо попросили из кустов. — Я выхожу…
Заслышав этот робкий голосок, Солнышко тотчас же расслабилась и усмехнувшись, вышла из вольера. Встав рядом с конструкцией, она скрестила руки на груди и принялась терпеливо ждать, пока Джет выберется из своего не вполне удачно выбранного колючего убежища. Вот ведь меленький прилипала — куда сестрица, туда и он. Соскучился, видать. Только вот придется ему сейчас втолковать, что так не делается. Ладно, Сумрак еще не вернулся — окажись самец здесь, юнцу бы точно не поздоровилось, ибо лезть на территорию чужого гарема в разгар Сезона весьма чревато, если не гибелью, то как минимум серьезными травмами, особенно для такого дохлячка…
Однако, стоило сыну Пепла предстать перед Солнышком, как улыбка моментально сползла с лица самки. Малек был так сильно потрепан, что просто без слез не взглянешь. Его грудь, живот и бедра густо покрывали подсохшие и совсем свежие раны от когтей — почему-то особенно много их виднелось вокруг паховой области. Юнец сильно исхудал, блестящие темные глазки потускнели и ввалились, заострились и поникли плечи.
— Эй, с тобой что такое приключилось, герой? — ласково проговорила самка, протягивая к нему руку.
— Ничего страшного, Старшая, — Джет ушел от ответа и от прикосновения тоже, приняв еще более затравленный вид. — Мне бы с сестрой поговорить и Главой вашей, я…
— Погоди, — перебила его Солнышко и нахмурилась, — а ты почему не в резервации с остальными подростками? Как ты выбрался? Оттуда же нереально сбежать!
— Меня в этом году оставили при гареме…
— Это с какой же радости? — самка в недоумении потрясла головой.
— Такие… обстоятельства… — чирикнул неожиданно разволновавшийся юнец хрипло.
— Хорошо, — сдалась Солнышко, — пойдем со мной. Остальные скоро появятся. Девочки на рынок отправились, а Прорва в Совете.
Поведение Джета настораживало, а его скрытность дополнительно сгущала краски, так что Солнышко решила мальков в вольере на всякий случай не оставлять и забрала малышей с собой. Зажав недовольных преждевременным окончанием прогулки детенышей подмышками, самка указала юнцу головой на тропу, веля двигаться вперед, а сама пошла следом.
Дома, закрыв мальков в детской с коробкой хрустящих жуков (а пусть-ка сами подостают!), Солнышко вернулась к Джету, послушно ожидающему в прихожей. Еще раз внимательно оглядев подростка, она окончательно преисполнилась подозрениями.
— Пока все не пришли, давай-ка я твои ранения посмотрю. Тебе, что же, их не обрабатывали? Вон, на ноге как воспалилось…
— Обрабатывали… — пробубнил юнец и не сдвинулся с места.
— Значит, плохо. Вон там на пузе я вообще бы зашила…
— Не надо…
— Пошли, кому сказала! Куда только ваши наставницы смотрят? — и, схватив упирающегося Джета за руку, Солнышко потащила его в свою комнату.
С трудом запихав по неведомой причине струхнувшего подростка в двери, самка усадила его на свое мягкое ложе и принялась деловито копаться в стеллаже со снадобьями. Джет нервно ерзал, мечтая сбежать, но не имея теперь подобной возможности.
Наконец, выбрав нужные препараты, целительница переставила их на прикроватный столик и подпихнула пациента ближе к свету, после чего опустилась перед ним на корточки и стала аккуратно промывать царапины антисептиком, а потом смазывать их заживляющей мазью. Малек терпел молча, лишь иногда вздрагивая и отводя взгляд при каждой попытке Солнышка заглянуть ему в лицо. Наконец, добравшись до нескольких серьезных ссадин, теряющихся под набедренной повязкой, она потребовала снять одежду, в ответ на что самец вытаращился от ужаса и вцепился в прикрывающие его интимные части лоскут ткани так, будто от того зависела вся его жизнь.
— Дорогой, ты ошибаешься, если думаешь, что тебе есть, чем меня удивить, — с невольным умилением перед таким стыдливым пареньком, проворковала самка. — Ну, не хочешь, не снимай, просто сдвинь.
Джет сгорбился, будто ожидая удара, и умоляюще уставился на Солнышко. Целительница вздохнула, покачала головой и, придержав пациента за плечо, решительно сама потянула пояс его одеяния вниз, открывая глубокий след, идущий почти от пупка до… Тут дочь Свободы аж прищелкнула от неприятного удивления. Бесцеремонно оттянув набедренную повязку уже полностью, Солнышко обнаружила, что края клоаки бедного юнца сильно рассечены в нескольких местах, а половая складка фактически распорота вдоль, хотя, уже с грехом пополам зарубцевалась.
— Это что? — обалдела самка. — Ты это сам сделал? Тебе, разве, не объясняли…
Но Джет отрицательно помотал головой и попытался высвободить из рук Солнышка свою одежду, в чем, правда, не преуспел. Тогда целительница вздохнула и обратилась к нему как можно более ласково и проникновенно:
— Милый, давай так, я сейчас тебя подлатаю… Да кончай ты уже прикрываться, что я там не видела! А потом мы спокойно сядем, и ты мне честно расскажешь, что с тобой произошло.
И не способный ослушаться Старшей сын Пепла покорно позволил ей врачевать свои постыдные раны, теперь уже содрогаясь не только от боли, а вообще от каждого, даже самого аккуратного прикосновения.
— Ну, вот, все, а ты боялся, — оптимистично проговорила Солнышко, наложив последний слой «искусственной кожи» и, наконец, позволив юнцу с явным облегчением одеться. — Только, боюсь, спереди останется большой шрам… Там сразу надо было меры принимать…
— Спасибо, Старшая, ты очень добра, — потупившись, пробормотал Джет.
— Так что же случилось, объяснишь ты мне? — не пожелала оступаться самка. — Не будь ты мальком, я бы подумала, что над тобой поработала особо страстная дамочка, но…
И тут Солнышко осеклась, поймав его полный отчаяния взгляд.
Когда Солнышко, не взирая на протесты юнца, пересказала вернувшимся самкам его печальную историю, те испытали настоящий шок. Все, кроме Грезы — у нее просто началась тихая истерика — и Прорвы, оставшейся внешне почти безучастной, но при этом безапелляционно заявившей:
— Ты туда не вернешься.