Луне и Джету, как самые мелким и бесшумным, предстояло отправиться вперед и подстеречь жертву, а затем вспугнуть ее. Греза, Полночь, Солнышко и Осень должны были занять боковые позиции и не дать добыче сбежать, впереди же зверя предполагалось встречать Прорве. План оказался крайне простым, но проверенным. А с таким туповатым животным, как топтун, большего и не требовалось.
В последний раз обсудив детали и проверив нехитрое ловчее снаряжение, шесть самок и один самец традиционно испросили дозволения богов на убийство безвинного зверя и двинулись по направлению к лесу.
Дремлющая чаща встретила их предрассветной тишиной и влажным полумраком. Пернатые твари изредка вскрикивали в кронах, только начиная пробуждаться, ночные же трещетки уже попрятались во мху и сложили свои коленчатые лапки-смычки, умолкнув до вечера. В воздухе витали самые разные запахи, ощущающиеся тем отчетливее, чем глубже становилась лесная глушь. Звериные, растительные, грибные, они причудливым образом переплетались, восходя незримыми волнами от теплой почвы, струясь с простирающихся над тропой веток, стекая по древесным стволам и пропитывая собой весь лиственный полог. Казалось, выделить в этом плотном смешении какой-то один аромат просто немыслимо, однако обоняние яутжей, этих охотников от природы, справлялось с подобной задачей лучше некуда. Взять след зверя даже через несколько суток для них не составляло труда, точно так же, как определить по запаху, давно ли прошло животное и насколько близко оно находится в данный момент.
Из всей группы особенно чуткие носы были у самых юных представителей, посему Джет, Греза и Луна двинулись впереди, улавливая звериные метки и примечая прочие следы пребывания дичи. Солнышко отлично умела идентифицировать отдельные ароматические шлейфы, а Полночь лучше всех ориентировалась по направлениям, так что они вдвоем шли чуть позади, ожидая необходимого сигнала. Замыкали шествие Прорва и Осень — их задачей было прислушиваться и следить, чтобы какой-нибудь потревоженный зверь не подступился сзади.
Первым делом следовало обнаружить ночную лежку топтуна. В зависимости от обстоятельств, он мог оказаться непосредственно на ней, либо неподалеку. Лучше всего было брать уже проснувшегося, но еще слегка дезориентированного зверя, ибо побудка этой больше, чем полутонной туши могла окончиться весьма непредсказуемо, но уж тут, понятное дело, как повезет…
Следопыты разошлись на расстояние в двадцать шагов, достаточное для хорошего охвата местности, но при этом позволяющее негромко переговариваться посредством коротких звуковых сигналов, не пугающих дичь. Очень скоро Джет учуял запах топтуна, о чем не замедлил гордо сообщить остальным. Впрочем, мгновение спустя молодой самец по неопытности потерял след, который вновь обнаружила уже Греза, сразу подозвавшая к себе Полночь. Та долго принюхивалась, после чего молча указала в сторону небольшого оврага. Похоже, именно там, в зарослях чешуйчатника, и ночевал искомый зверь. Осмотрев овраг, Луна и Греза действительно обнаружили примятую массивным телом траву и внушительную навозную кучу — неоспоримые свидетельства отдыха топтуна, однако самого животного на месте не оказалось. Джет вскарабкался на дерево и начал бесшумно перемещаться по ветвям. Молодые самочки переглянулись и последовали его примеру, разместив копья за спинами.
Через некоторое время впереди было замечено неясное движение, а вскоре догадки о его происхождении подтвердились: топтун стоял между деревьями и лакал из неглубокого бочажка, то и дело фыркая от попадающей в ноздри воды и подергивая грубой щетинистой шкурой. Вот он насторожился, подняв морду, и нервно прянул круглыми мясистыми ушами. Охотники замерли, почти не дыша. Зверь постоял еще немного, прислушиваясь, затем неловко чесанул живот копытом задней ноги, топнул несколько раз и вернулся к питью.
Дальше предстояло идти Луне и Джету. Имея самый слабый телесный запах из всех и самые миниатюрные размеры, они меньше всего рисковали выдать себя. Греза же, напротив, вернулась назад и, сообщив о местонахождении дичи, отошла вместе с Осенью в правую часть охотничьей зоны, Солнышко и Полночь, в свою очередь, свернули налево. Оставшаяся в одиночестве Прорва притаилась в засаде, держа наготове тяжелое копье, способное пробить самую прочную шкуру и выдержать мощнейшие из ударов.
Когда все участники заняли необходимые позиции и обменялись сигнальными щелчками, двое молодых загонщиков с обеих сторон тихо обошли топтуна поверху и, оказавшись в нескольких метрах от него, разом соскочили вниз, потрясая копьями и рыча со всей громкостью, на какую были способны. Топтуны больше относились к трусливым животным, нежели к агрессивным, поэтому такой ход практически не представлял для юных охотников опасности. Основной угрозе в данном мероприятии подвергалась Прорва, которой предстояло спустя какие-то ничтожные минуты останавливать мчащегося на приличной скорости зверя, не разбирающего от страха дороги. Конечный же исход во многом зависел от реакции боковых помощниц, которым следовало вступить в дело, как только стало бы ясно, что бегущая дичь не отклоняется от курса.
Не ожидавший столь внезапного нападения топтун всхрапнул и резко, но с явным трудом приподнялся на дыбы, тут же обрушив передние копыта обратно и начав часто преступать задними с целью выполнить разворот. Маневренность этого создания оставляла желать лучшего, но пробивная способность с лихвой восполняла данный недостаток. Луна, оказавшаяся к добыче чуть ближе, сделала в ее сторону ложный выпад. Топтун обиженно мекнул в ответ неожиданно тонким для такой громадины голоском, поспешно завершил поворот и бросился прочь, сминая подлесок. Не теряя времени даром, молодые яутжи, припустили за ним, оглашая лес предупредительными воплями.
Погоня началась! Храпя от натуги, вызванной необходимостью спасать собственную объемную тушу, животное поскакало сквозь чащу, направляясь прямо в заготовленную ловушку. В какой-то момент оно попыталось вильнуть в сторону, но тотчас же было встречено острием копья внезапно выросшей на пути Полночи, и первые капли темной крови оросили звериную шкуру и алый мох, стелющийся под копытами. Взревев и отпрянув, раненый зверь метнулся в противоположном направлении, откуда без промедления вынырнули еще два копья, одно из которых, принадлежащее Грезе, глубоко пронзило бок жертвы, зацепившись наконечником за ребра. Топтун захлебнулся в отчаянном крике и дернулся, едва не опрокинув крепко вцепившуюся в древко своего оружия охотницу. Осень тут же пришла на помощь, перехватив копье Грезы свободной рукой, и, пользуясь моментом, нанесла удар в шею беснующегося зверя. Тот рванулся назад и все-таки снялся с копья; оступился, угрожающе качнувшись, но сохранил равновесие и кинулся дальше, решив бежать напрямик, как и было задумано.
Заросли частично ограничивали скорость животного, но не замедляли его настолько, чтобы достаточно обезопасить, ломаясь под натиском огромного тела. Копыта глухо грохотали, сотрясая пружинистую лесную почву, и треск кустарника, сопровождающийся гомоном переполошившихся пернатых оповещал о скором приближении добычи.
Завидев впереди первую дрожь закрывающих просвет веток, Прорва поднялась во весь рост и тихим голодным рычанием выставила пред собой копье, чуть наклоняясь и предельно группируясь для следующего, решающего удара. Спустя секунду топтун вылетел прямо на нее и начал приближаться стремительно и неумолимо. Самка азартно рявкнула и ринулась навстречу. В какой-то миг показалось, что они вот-вот встретятся, и громадный зверь, обезумевший от боли и ужаса, попросту ее сметет, но Прорва вовремя отступила с его прямого пути, оказавшись чуть сбоку, вслед за чем с размаха вогнала оружие туда, где заканчивалось горло жертвы, и начиналась область груди.
Неимоверной силы столкновение заставило ноги охотницы поехать назад, буровя мягкую лесную подстилку и зарываясь в нее почти по щиколотки. Прорва сжала зубы и, собрав все имеющиеся силы, с глухим рокотом навалилась на древко. Зверь, пролетев по инерции еще пару метров, толкая самку перед собой, неуклюже затормозил и, оттолкнувшись всеми конечностями, развернулся, высоко задирая голову. Охотница упала на колени, но копья не выпустила, тут же выставив одну ногу вперед и крепко упершись в землю роговой шпорой. Топтун заплясал на месте, пытаясь освободиться, но оружие лишь глубже погрузилось в его плоть и стало медленно проворачиваться, разрывая тугие ткани.