— Вы знаете Родриго де Лансию? — внезапно спросил Бернат.
— Не думаю, — сказал Жилберт. — Кто это?
— Один господин, моряк, — сказал Беренгер. — И вы утверждаете, что не знаете, что написано в том документе?
— Нет.
— Вы не вскрывали его?
— У меня не было времени. Я полагал, что он…
— Говоря — «он», вы имеете в виду Гонсалво де Марка?
— Возможно. Я не знаю. Но он все еще искал их, так что я спрятал документы в надежном месте. Только когда мы были в Террассе, мои друзья рассказали мне, что несчастного монаха убили.
— Вы знаете маленькую деревню рядом с Аброком, которая называется Санта-Маргарида?
— Да. Это всего лишь несколько домов. Приблизительно в десяти милях от моей усадьбы. Возможно, меньше.
— Тогда давайте снова поговорим с этим продавцом конфет, — сказал епископ. — Старшина стражников, приведите его сюда, — приказал он.
Тот явился с похвальной быстротой.
— Скажите мне, вы знаете этого человека?
— Да, господин, — сказал он. — Этот молодой господин — дон Жилберт, у которого случились большие неприятности. Вы не можете знать меня, сеньор, но…
— Я вас знаю. Вы помогали нам в сборе урожая, когда я был маленьким мальчиком, а вам было не больше четырнадцати. Вас зовут… — Он задумался. — Томас. Правильно? Томас. Что привело вас в Жирону?
— Когда мои родители умерли, мой дядя, который был кондитером, взял меня к себе. Он научил меня торговать, и теперь каждый год я езжу вместе с женой по рынкам и ярмаркам, продавая наш товар.
— А вы знаете некоего Норберта, также жившего неподалеку, — спросил епископ. — Он стал монахом.
— Не слишком хорошо, ваше преосвященство, но я слышал о нем, — ответил тот.
— Тогда давайте позовем молодого Фортуната, — сказал Беренгер. — Возможно, он сможет разъяснить нам кое-что. Вы знаете Фортуната, дон Жилберт? По словам Томаса, он тоже приехал из ваших краев. Пусть он придет сюда.
Открылась дверь, и старшина стражников ввел Фортуната. За ним следом вошел его дядя. Никто не останавливал его.
— Дон Фортунат, — сказал епископ. — Дон Жилберт.
Фортунат немного побледнел, улыбнулся и сел. Его дядя наклонился, чтобы что-то сказать ему, но затем передумал и снова выпрямился.
— Я знаю его, — сказал Жилберт. Он сильно побледнел, но его голос оставался ровным и спокойным, — и вряд ли уже забуду. Когда его друзья стащили меня с коня, он наступил каблуком мне на руку, и сказал, что ему доставляет огромное удовольствие чувствовать, как трещат кости. И, если я откажусь говорить, он сможет снова и снова испытывать это ни с чем не сравнимое удовольствие. Я провел с ним много, очень много времени.
— Он лжет, — сказал Фортунат. — Я никогда прежде не видел его. Мой дядя может засвидетельствовать, что, когда этот лгун был ранен, я был здесь, с ним.
— А откуда вы знаете, когда именно он был ранен? — внезапно спросил Исаак.
— Об этом давно судачат во дворце, — небрежно ответил Фортунат. — Любой слуга знает, когда это случилось.
— Я знаю этот голос, — сказал Исаак. — И, как шипение ядовитой змеи, он заставляет меня вздрагивать от отвращения. Вы помните, ваше преосвященство, я говорил вам о человеке, который заплатил полный кошелек серебра гонцу за то, чтобы передать своим слугам в Таррагоне, что он едет домой? Это он.
— Он бредит, — сказал Фортунат. — У меня нет никаких слуг в Таррагоне. Верно, дядя?
— Вы знаете, что означает это сообщение, ваше преосвященство? Господин Исаак? — спросил Жилберт. — Я могу объяснить вам, потому что мои друзья, Андреу и Фелип, догнали двух злодеев, которым оно предназначалось. Оно означало, что я мертв, и они должны убить моего дядю. Не было смысла затевать все, если бы я оставался жив.
Галсеран с ужасом уставился на Жилберта.
— Но вы были мертвы, — сказал он и повернулся к племяннику. — Ты же сказал мне, что он мертв, — нервно произнес он. — Ты же поклялся мне, что он мертв. Ты сказал, что видел его тело. А затем ты сказал мне, что он под надежным замком в тюрьме Таррагоны и его вскоре повесят. Как ты мог быть таким глупцом?
— Вы надеялись, на основании незначительного родства вашей матери с нашей семьей, затребовать состояние после моей смерти? — произнес Жилберт, глядя на Фортуната. — И конечно, после смерти моего дяди, поскольку его права были более весомыми. Почему вы так стремились получить эти бумаги? Они ничем не помогли бы вам.