Прислуга епископа сбилась в большую и веселую группу во главе процессии. На северной стороне площади стояла небольшая группа монахинь. С восточной стороны площади, неподалеку от ворот еврейского квартала, собралась семья лекаря и его слуги. Его жена, Юдифь, стояла с неодобрительным видом, словно скала, как будто ее тащили в Таррагону против ее воли, хотя именно она настояла на поездке. Наоми, их кухарка, и Ибрагим, их слуга, хмуро глазели вокруг, по размеру толпы только что осознав, что им придется идти пешком вместе с остальными слугами.
Семилетние близнецы Юдифи и Исаака, Натан и Мириам, стояли в воротах, наполовину скрытые за спиной пухлой, по-матерински добродушной женщины. Юдифь решила — правда, крайне неохотно — оставить их со своей подругой, Дольсой, женой перчаточника. Мириам выглядела обиженной, а Натан — сердитым. Они смотрели, как мать и сестра собираются отправиться к невообразимым удовольствиям Таррагоны.
Ракель стояла рядом с матерью, похожая на коричневый сверток, обернутый вуалью для защиты от любопытных глаз. Настроение у нее было ничем не лучше, чем у ее брата и сестры. Вчера вечером Даниель, племянник Дольсы и Эфраима-перчаточника, самый симпатичный и приятный молодой человек, которого она знала, пришел, чтобы пожелать ей счастливого пути. В самый разгар веселых прощаний и пожеланий он вдруг настойчиво потребовал, чтобы она не соглашалась на брак в Таррагоне. Пораженная, она ответила, что ее брак его не касается. Он покраснел, поклонился и ушел, не сказав больше ни слова. Большую часть ночи она пролежала с открытыми глазами, сначала сердясь на его самоуверенную наглость, а затем в бешенстве от собственной нелюбезности, но главным образом она безуспешно пыталась не думать об этом браке. Ее взгляд снова упал на Дольсу, которая так хорошо управлялась с несчастными близнецами. Она покраснела от стыда и чувства вины и от всего сердца пожалела, что не может сию же минуту покинуть этот город и больше не возвращаться.
Во дворце епископа Исаак уединился с Беренгером, исследуя болезненное и вздувшееся колено его преосвященства.
— Со временем это пройдет, — заметил он. — Юсуф приготовит средство, которое уменьшит боль и снимет опухоль. Верно, Юсуф? — спросил он своего ученика, мавританского мальчика из Гранады, умного и быстрого, но не слишком опытного в свои тринадцать лет.
— Да, господин, — пробормотал мальчик. — Оно почти готово. Только еще слишком горячее, чтобы пить.
— Прежде чем мы присоединимся к остальным, — сказал лекарь, — я хотел бы выразить свое огромное сожаление по поводу того, что я обременяю ваше преосвященство присутствием моей жены и слуг. Я очень хорошо понимаю, что из-за них ваше путешествие станет дольше.
— Не думайте об этом, мастер Исаак, — сказал епископ. — Как только я получил приказ архиепископа забрать с собой всех этих монахинь, я сразу же понял, что мы обречены передвигаться крайне медленно. Присутствие вашей жены не удлинит наше путешествие ни на мгновение, уверяю вас. А ваша замечательная дочь может нам пригодиться, если кто-то заболеет.
— Услышав, что аббатиса и две ее монахини будут путешествовать с вами, Юдифь принялась без устали требовать, чтобы я добился для нее разрешения сопровождать нас.
— Надеюсь, что ей понравится их общество, Исаак, поскольку, как я подозреваю, ей придется провести с ними довольно много ночей. — Епископ искренне рассмеялся, выпил настойку, приготовленную для него Юсуфом, позвал Франсес и Берната, и они впятером присоединились к остальным.
Появились конюхи с лошадьми и мулами для епископа, его сопровождающих и семейства лекаря. Юдифь мрачно вскарабкалась на мула, Ракель подобрала юбки и перекинула ногу через спину лошади, демонстрируя скорее решительность, чем навыки верховой езды; Исаак с легкостью вскочил в седло. Юсуф, который должен был идти пешком, с завистливой тоской смотрел на изящную белую лошадь капитана стражи. Минутная вспышка жалости к себе напомнила ему, что, если бы его отец был жив, он тоже ехал бы верхом и на лучшей лошади, чем капитан.
Стук копыт объявил о прибытии последней группы. К отъезжающим присоединилась аббатиса монастыря Святого Даниила в сопровождении двух монахинь и священника, за которыми следовали два стражника из охраны епископа. Леди Эликсенда поприветствовала Беренгера, а затем опустила на лицо вуаль. Сестра Агнет, демонстративно не обращая на него внимания, ударила мула пятками. Испуганное животное рванулось вскачь; два стражника, чьей единственной задачей было доставить сестру Агнет в Таррагону, где она должна была предстать перед судом, также пришпорили лошадей, догнали ее и поехали рядом. Процессия начала свое движение.