— Как мы стали такими богатыми? — нахмурившись, поправил он грамматическую ошибку. — Я собиратель (прим.: здесь идет игра слов, Риз назвал себя коллектором).
Я огляделась вокруг, думая, что он имеет в виду предметы искусства или нечто подобное, но в доме ничего такого не оказалось.
— Собиратель чего?
— Вещей.
Хм. Я прищурилась на него.
— По-прежнему темнишь, да?
— Я собираю вещи, которые сложно раздобыть, — ответил он, хотя и неохотно.
— Например, флешки, которые стоят кучу денег?
— Флешки. Людей. Данные...
— А почему тебе было так трудно рассказать мне об этом?
Спустившись с кровати, подошла к нему, на мне не было ничего, кроме одной из его больших уютных футболок.
Поставив чемодан, он притянул меня к себе.
— Не задавай вопросов, и не услышишь лжи.
— Что это все означает?
— Ты и так уже слишком много знаешь. Если расскажу еще хоть немного правды, то пожалеешь, что не предпочла ложь. Ее легче принять.
— Нельзя допустить, чтобы все наши отношения строились на лжи, Риз. Именно с этого мы и начали.
Взявшись за плечи, он развернул меня так, что я оказалась прижата спиной к его груди.
— Это вовсе не то, о чем я говорю, — он откинул мои волосы на одну сторону. Что-то прохладное коснулось шеи, я посмотрела вниз, и у меня вырвался небольшой вздох, когда увидела свой кулон-бабочку.
— Ты действительно его починил? — откинула голову назад, чтобы взглянуть на него. — Спасибо.
— Знал, что это важно для тебя, — он застегнул новый замочек и поправил волосы, нежно поцеловав в макушку. — Мне нужно позвонить, а тебя кое-кто ждет в столовой, — парень посмотрел вниз на мои бедра, — после того, как оденешься.
Я подавила смешок и кивнула, приподнявшись, чтобы поцеловать его в щеку.
Конечно, хотелось бы узнать, кому и зачем он звонит, но Риз имел полное право на личную жизнь. Я отказалась быть такой девушкой. Оставив его посреди комнаты, пошла одеваться.
***
Она ничуть не изменилась.
Даже не знаю, почему ожидала этого, ведь с момента нашей последней встречи прошло буквально несколько дней. Войдя в столовую, проскочила мимо кучи пустых стульев, пока не добралась до того, который стоял напротив нее.
С намеком на улыбку, она наблюдала за моим приближением, но выражение ее лица было гораздо более замкнутым, чем когда-либо раньше.
Выдвинув стул, села, угощаясь сыром с подноса с закусками, который кто-то замечательный поставил на стол.
— Итак, мы мертвы, — начала я.
— Имеешь в виду, что наши жизни разрушены? — попыталась пошутить она, но безуспешно.
— Знаю, что так кажется, и возможно, так будет какое-то время, но твоя жизнь не разрушена. Ты все еще можешь быть тем, кем хочешь, и делать все, что пожелаешь.
— За исключением того, чтобы быть самой собой.
Положила крекер и вздохнула.
— Не знаю, что ты хочешь услышать, Эм. Мне жаль. Я никогда не хотела, чтобы ты была вовлечена во все это.
— Знаю. Подумала, что мы сможем решить наши сложности вместе. Мне пришлось на собственном опыте узнать, что некоторые проблемы невозможно уладить, особенно если они касаются семьи.
Ай. Это определенно был личный выпад в мой адрес, и она не ошиблась.
Было больновато, но вместо того, чтобы расплакаться, я рассмеялась.
— У тебя наконец-то выросли яйца, да? Давно пора.
Она отвернулась и вновь посмотрела на меня со слезами на глазах.
— Прости меня, Ноно. Я этого не хотела.
— Все хоро...
— Это не хорошо. Никто не должен иметь права так тобой распоряжаться.
Теперь я совсем растерялась. Не понимая, о чем она говорит, просто кивнула. Подруга выглядела так, словно хотела произнести еще что-то, поэтому я терпеливо ждала.
— Они сказали, что я могу идти куда захочу. Не собираюсь оставлять тебя с этими людьми на произвол судьбы, это даже не вариант. Вообще не хочу бросать тебя здесь, но не могу больше находиться рядом с этой омерзительной свиньей. Не желаю даже смотреть на него, Нова.
Ладно, кое-что из этого было связано с Каллумом.
Сейчас, когда я действительно посмотрела на нее, она казалась другой. Уставшей и встревоженной. Но разве такое не естественно? Мы все справлялись с трагедиями лишь так, как умели. У нее весь мир перевернулся и разорвался на части, а я понятия не имела, что творится в ее голове.
Обычно предложила бы свое плечо, чтобы поплакать, но оставалась неподвижной, понимая, что это не то, что ей сейчас необходимо. Боялась, что если произнесу что-то не то, она сорвется.
— Эмми, я поранен, — Каллум вошел в комнату с привычной развязностью, напомнившей Риза, и наглой ухмылкой на лице.