Совсем недавно, уже после того, как получили от Василия весточку о скором приезде, приснился ему дивный сон. Будто протоку и в самом деле углубили, а заместо шаткой дощатой пристаньки соорудили настоящий пирс с могучими чугунными палами, к которому могут швартоваться настоящие боевые корабли. И вот к этому самому пирсу подходит суровый красавец — эскадренный миноносец, а на ходовом мостике — командир, капитан третьего ранга Василий, сын. Красиво швартуется корабль, сбрасывают на пирс сходню, сбегает по ней командир, отдает честь и докладывает: «Товарищ старшина первой статьи Алексей Иванович Анисимов, эсминец «Ретивый» прибыл для оказания помощи вашему «морскому охотнику». Корабль к бою готов! Командир капитан третьего ранга Василий Анисимов. Здорово, батя, вот и я!»
Приснится же, право, такое! Нет, ничего не сказал жене старик о своем сне — зачем сердце лишний раз ей бередить? — а сам не на шутку взволновался. И помнил этот сон до удивительной ясности, будто все наяву произошло.
Вот и теперь, дожидаясь катера, поглядывал вверх по течению, а мысль, хоть, понятно, и несуразная, так и накатывала: «Вдруг чудо случится?!» Старик подсмеивался над своим чудачеством, даже поругивал себя, а вот, поди ж ты, привязалось…
Когда же сам то он стоял последний раз на палубе боевого корабля? Выходило, давно, и опять-таки те далекие события были связаны с этой протокой.
Тогда, в сентябре сорок первого, их «морской охотник» после высадки десанта пересекал на полном ходу лиман, чтобы успеть соединиться с другими малыми плавсредствами, готовившимися для переброски войск на Терновскую косу.
Утробно ревели двигатели, за кормой на штилевой поверхности вырастал клокочущий горбатый бурун, чисто светило солнце, и ясна была смирная даль по всем румбам — ничто не сулило беды.
Старшина первой статьи Алексей Анисимов стоял на руле, невольно поглядывал влево — там, за чуть округленной линией горизонта, впадала в лиман протока, выше по которой, на Гнилой косе, стояло его родное село Гнилуши.
— Почти рядом с домом проходишь, старшина?! — крикнул командир, норовя перекрыть грохот двигателей. — Чуть право руля!
— Рядом, товарищ лейтенант! — откликнулся Алексей. — Миль двадцать. Рядом, да не забежишь!
— Сигнальщик! Обзор триста шестьдесят! Внимательней!
До Терновской косы оставалось ходу на два с небольшим часа. Небо сливалось с морем покойной голубизной, но, несмотря на такую тишь, комендоры и пулеметчики находились на боевых постах — «охотник» шел в готовности номер один. И вдруг отчаянный голос сигнальщика:
— Воздух! Слева сто двадцать, угол цели сорок градусов, четыре самолета!
— Боевая тревога! — Командир нажал на ревуны, и из люка носового кубрика выметнулись краснофлотцы, кинулись по своим местам.
Самолеты один за другим пикировали на «охотника», по бортам всплескивались кипящими фонтанами взрывы бомб, рев двигателей катера смешивался с ревом «юнкерсов», и в этом грохоте и гуле совсем слабо слышались голоса орудия и двух спаренных пулеметов. В таком еще несколько минут назад совсем мирном покое эта внезапно вспыхнувшая схватка казалась нелепой, нереальной. Но «юнкерсы» шли уже вторым заходом и, валясь на крыло, с воем бросались вниз.
— Идти зигзагом! — крикнул командир Алексею, передергивая рукоятки машинного телеграфа, меняя ход.
— Есть идти зигзагом! — отрепетовал Алексей команду, круто перекладывая руль. И тут же закричал: — Попали!
Ведущий «юнкерс», получив встречную орудийную очередь, задымил и стал падать в море. Но другие не прекратили атаку, неслись на катер, и было видно, как черными каплями отрываются у них от брюха бомбы.
— Огонь! Огонь! Шлюпку, пояса!.. — только и успел крикнуть командир. Он, видимо, понял, что из-под этого вала им уже не выйти, и это были последние его слова.
…Алексей вынырнул на поверхность, жадно и глубоко захватил побольше воздуха, огляделся растерянно, приходя в себя. «Охотника» уже не было, лишь обломки покачивались на легкой зыби да неподалеку поклевывала носом волну шлюпка. Ее то ли успели спустить на воду, то ли выбросило взрывом.