– Эта... Это... Он пытался меня взломать, – с удивлением пробормотал Фламма. – Он думал, я – это компьютер, к которому его подключили.
– Это ведь не слишком далеко от истины, верно? – осторожно спросила Тера, дернув рукой так, будто собиралась дотронуться до него, но быстро передумала.
– Верно, – согласился хакер. – Но он еще и понял, что я человек.
– И?..
– Сказал «Извините».
Фламма медленно, глубоко вздохнул – очень громко в тишине Крипториума. И, по-прежнему удивленный, потянулся к панелям свободными парами рук.
– Мне нужно время на восстановление системы. На вирус-убийцу или заложенный алгоритм уничтожения это пока не похоже.
На что это похоже, Фламма, впрочем, не смог сказать и спустя сорок минут.
– Не понимаю, – признался он, облизнув пересохшие губы. – Ничего... ничего.
Он откинулся на спинку кресла и в задумчивости потер подбородок. Корби, разглядывая землянина, подумал, что на его лицо просто просятся нахмуренные брови. «Жаль, что их нет. Без них лицо какое-то... неполное».
– Доктор.
– А?
– Может, вы что-то скрыли от меня? Никакой фрагмент кода не был вырезан?
– А причем тут я? – поразился Корби. – Главный по технике у нас Ив.
По окулярам невозможно было понять, с каким чувством глядит на него взломщик. «Снова ощутимая нехватка бровей», – мысленно вздохнул доктор.
– А... А, вы тоже под воздействием стереотипов? – догадался Корби. – Я харттикер, но это вовсе не значит «ученый», да и ученые бывают разные... И я всего лишь врач.
Взломщик хмыкнул.
– И у тебя кожа заблестела заметнее обычного, – заметил Руд.
Проклятая биология. Проклятые стрессы. Проклятая наблюдательность.
– Это не имеет значения! – фыркнула Тера, отвлекая внимание. – Ответ на твой вопрос – нет, мы ничего не вырезали и не добавляли. Искусственный интеллект как он есть. Неужели без... аномалий?
– Нет вирусов, нет обхода блокировки ограничений, просто... – хакер развел руками. – Я не знаю, считать ли аномалией первозданную форму любого ИИ?
– Стоп! – возмутилась Тера. – Ограничения на месте, я проверяла, вот же...
Она сползла со стола и совершенно бесцеремонным образом уселась на подлокотник кресла, наполовину загородив хакеру обзор.
– Вот! Все здесь, вот... контейнер «А» – запрет на убийство...
– Я не говорил, что их удалили, – вздохнул взломщик. – Перегрузка повредила, большей частью, последние отметки, память, если угодно... Смотри ниже, последние команды.
Тера прокрутила код до самого низа, до подсвеченных зеленым восстановленных строк.
– Просто так? – поразилась она, осмыслив увиденное. – Просто... сняли?
– Что там? – нетерпеливо окликнул ее Руд. – Объясните, что не так.
– Кто-то просто снял ограничение. И... – Тера сощурилась, потом нахмурилась и непонимающе оглянулась на Фламму, чуть не свалившись с подлокотника.
– ...И это ограничение не было запретом на убийство. Этот ИИ мирный, как туристический лайнер в дрейфе.
– Но-о? – протянул Корби.
– Но может саморазвиваться. Снято ограничение на самообучение. И все.
Ограничение на развитие ИИ было самым спорным среди свода запретов. До определенной поры машина могла учиться и познавать мир – это заметно облегчало интегрирование ИИ в системы кораблей или исследовательских баз. Запрет начинал действовать после рубежа, установленного восмурами. Как только ИИ начинал интересоваться психологией на уровне философских вопросов, срабатывал сигнал, и обучение прекращалось.
Некоторые выступали против этого запрета, но в обществе все равно царила идея о том, что чрезмерное углубление ИИ в размышления приведет к бунту машин.
– Проводились эксперименты, – вспомнил Корби об этих самых «некоторых» противниках. – Когда восмуры пытались добиться снятия этого запрета. Я читал... Да и вы наверняка тоже, это самый популярный аргумент сторонников развития искусственных интеллектов.
В рамках проекта по сбору подписей в петицию о защите синтетической жизни восмуры на время показательно отключили запрет на самообучение. За год – срок порядочный для разума, перерабатывающего информацию с немыслимыми скоростями, – ни один из подопытных ИИ не проявил признаков агрессии. Но проект все равно провалился... по его завершению некоторые специалисты-восмуры не могли сдержать слез. По их словам, вновь подключенные запреты калечили живых существ.
– Мне кажется... – Корби нервно хихикнул. – Или мы только что подтвердили несостоятельность всего того радикального течения?
Пара глаз и пара окуляров уставилась на него. Тера выглядела разозленной, Фламма – тоже.
– Простите. Понятия не имел, что вы тоже...
Самого Корби ИИ никогда особенно не волновали – он с ними почти не контактировал.
– Все объяснимо, – спокойно произнес Руд, привлекая к себе внимание. Ящер не шевелился и смотрел на собственные руки. Медленно поднял голову, взглянул прямо на Теру. – Я знаю восмуров. И знаю людей. Тот проект... восмуров не назвать агрессивными или потенциально опасными. А Бондаренко и Хенрикс работали в исследовательской лаборатории, и этот интеллект их знал... По крайней мере, доктора Бондаренко. Что я могу сказать...
– У землян есть поговорка, – прервал Корби попытки раптора донести свою мысль. – Старая. «С кем поведешься – от того и наберешься». Актуальна как никогда.
– ИИ не могли научиться у восмуров ненависти. Не могли допустить возможность убийства кого-либо... А у людей – вполне.
– У рапторов – тоже! – выпалила Тера.
– У рапторов – тоже, – согласился Руд. – Тем более что исследовательский проект на Энцеладе финансировался моим народом... Но тогда у этого ИИ должна была быть серьезная причина для нападения. Вероятно, доктор Бондаренко и Хенрикс сделали что-то... недопустимое.
– То есть ты хочешь сказать, что...
– Давайте будем терпимее, – дипломатично вставил Корби. – Офицер, давайте допустим, что не все люди такие сволочи, какими вы их считаете, и решим, что при любом раскладе должна быть причина... – судя по лицам, ни на кого эти слова не произвели впечатления. Но Тера хотя бы не стала спорить. – И вернемся к бытовым вопросам. Так... кто мог снять запрет?
– Главный по проекту, – откликнулся Руд победно. – Кто-то из землян-ученых.
– Или координатор, – фыркнула Тера. – Из рапторов.
– Идиоты, – мрачно констатировал Фламма. – Мне вот кажется, что из вас я тут один со своими сорока пятью процентами самый-самый человек. Я... я общался с ИИ. С разными, – под заинтересованными и подозрительными взглядами он явно смутился. – Ну, вы понимаете, я тут один сижу месяцами, я... – он на миг возвел окуляры к потолку. – Ох, это слишком личное... В общем, вы бы хоть поговорили с ним. Может, сам все расскажет.
Тера молча повернулась к панели.
– Утилита «Образ 1.1», – подсказал хакер и задумчиво уставился в спину Теры. – Так странно разрешать кому-то работать за твоим компьютером... И я до сих пор не понимаю, почему это делаю.
– Вы очень одиноки, – просветил Корби взломщика, пересаживаясь на свободный подлокотник. Кресло возмущенно скрипнуло, Фламма что-то неразборчиво пробормотал.
– Это единственная фраза, которую я понял полностью, – буркнул позабытый всеми Зэрц. – Но если уж понял, то скажу – не парься, заморыш, и не таких делали достойными членами команды...
– Я не собирался... А, пока ты молчал, было лучше.
– О! – радостно воскликнул Корби, следивший за действиями помощницы. – Какую визуализацию выбрать? «Мисс Земля 2998» или из топа «Мокрых маек Сутореджа 2987»?
– Вот! Я вспомнил, почему работаю один!
– Оригинальный образ «Соль-200», – решила Тера, запуская программу.
Руд спрыгнул со стола и подошел к панели, уже не заботясь о проводах. Зэрц последовал его примеру. Голограмма померцала, настраиваясь, а потом сформировалась в объемное изображение землянки. Лицо, проработанное до деталей – до длинных ресниц и тщательно прорисованных бровей, – можно было назвать «стандартно миловидным». Никаких отталкивающих черт, разумеется, но и никаких мелочей, за которые бы цеплялся взгляд. Как правило, при тесных контактах с ИИ работники стремились внести в визуализацию особенности – нечто, что подходило под их параметры привлекательности, – и эта усредненность облика синтетического разума «Соли-200» выдавала все еще действующие неполадки в программе.