Выбрать главу

— Гала, Ира. Но ведь я не собираюсь писать книгу о падении Берлинской стены. Это идиотская затея.

— Но ты книги пишешь?

— Пишу.

— Значит, напишешь другую. Только хорошую напиши, зря, что ли, мы тут с тобой корячимся.

Всё это Гала и Ира разложили перед Надей. У меня были идеальные документы.

— Деточка, у вас полный набор прекрасных документов. Вы можете смело отправляться в ведомство по делам иностранцев. Я как консультант могу вас заверить, что этого достаточно.

Мой третий и последний термин в ведомстве по делам иностранцев был назначен на понедельник, прибыть к 6 утра. Надя выдала Гале и Ире свой мобильный телефон и сказала, что если будут проблемы — звонить. Если меня будет принимать фрау Шульц, я могу передать ей привет от Нади, если фрау Штольц, то она сама поймёт, что я прошла через Надины надёжные руки, а фрау Шац вообще толковая и добрая женщина, она быстро разберётся, что я хорошая.

В 6 утра мы с Галой и Ирой были у дверей заветного ведомства. Народу там всегда — как на профсоюзном митинге работников ЖКХ, втрое больше личного состава. Ну так и я втроём пришла. И тут, в отличие от профсоюзного митинга, не из-под палки, а по чистому зову души и по производственной необходимости.

На мониторе высветился мой номер, и я пошла в кабинет. Ира и Гала остались за дверью, и я увидела, как Ира меня внезапно отчётливо перекрестила. Не успела я задуматься над этой загогулиной, как увидела перед собой вторую. Передо мной не было ни фрау Шульц, ни фрау Штольц, ни фрау Шац. Передо мной сидел основательный мужчина отчётливо турецкой наружности.

— Гутен, стало быть, морген.

Мужчина излучал доброжелательность и сильно попросил меня не волноваться. Ведь всё будет хорошо, правда же?

При всём желании я всё равно не смогла бы ему объяснить, что меня только что перекрестила Ира из синагоги, и мне надо об этом подумать.

— Так, минуточку. Можете начинать волноваться. Вы здесь уже в третий раз, у вас уже есть два отказа. А где ваша пенсионная страховка? У вас нет пенсионной страховки? До свидания, фрау Романова, это окончательный отказ. Возвращайтесь на родину, вас наверняка ждут в России.

Уж это точно. С собаками ищут.

К политике взывать не приходится, им пофиг, что там у нас творится. А политического убежища я никогда и не собиралась просить, там другой совсем порядок. И по его получении вы никогда уже не сможете вернуться на родину. А у меня там мама. Там моя «Русь Сидящая». Там мой дом, Таганка и кошка Чуйка, которая, в отличие от мамы, согласна эмигрировать. Что она впоследствии и сделала.

Ладно. Нет так нет, чудес не бывает. Гамарджоба, генацвале.

Ира и Гала были на месте, подпирали стену.

— Отказ.

— Стой здесь, не двигайся, никуда не уходи.

Они стремглав куда-то умчались, оставив неподпёртую стену мне. Ну стою, подпираю. Изучаю рынок съёмного жилья в Тбилиси. Можно, конечно, еще в Штаты рвануть, визы мне года на два хватит, а там пристроюсь, английский всё ж у меня какой-то есть, в отличие от немецкого. Но от мамы и от «Руси Сидящей» больно далеко, не налетаешься. Хотя живут люди.

Не, Тбилиси. И не слишком молодой, надёжный грузин. Прекрасный план. Такой, знаете, некрупный седоватый грузин. Соль с перцем. По вечерам мы с ним будем пить вино и негромко петь:

— Па аэродрому, па аэродрому Лайнэр прабежал, как па судьбэ, И оставил в нэбэ свэтлую палоску, Чыстую как памят о тэбэ. Вот и всё, что было, вот и всё, что было — Ты как хочешь это назови! Для кого-то просто улётная погода — А ведь это проводы любви.

Ну хорошо же!

Тут открылась дверь, оттуда появился давешний турок и сказал:

— Как хорошо, что вы ещё не ушли! Заходите.

Прощай, батоно Дато, моя несбывшаяся мечта. Гиви, Вахтанг, Реваз и Шалва, вы тоже прощайте. Не знаю, как и почему, но, похоже, я остаюсь. Будем искать грузина по месту постоянной дислокации. Некрупного, соль с перцем, надёжного. А петь по вечерам «Па аэродрому, па аэродрому» я хоть дятла научу.

В присутственном кабинете, кроме моего давешнего турецкого основательного мужчины, обнаружились фрау Штольц, фрау Шульц и фрау Шац, которые хором указывали ему на неправильное применение ко мне параграфа сорок восемь из подпункта сорок пять главы сто тринадцать. Я вслушалась. Всё ж до этого я прожила год в Германии, немецкий учила, хоть и с нуля, и уже что-то соображала. Я успеваю попасть между смыкающимися скалами законов, проникнуть сквозь Сциллу и Харибду, которые обязывают меня иметь чёртову бумажку, а её у меня нет. Но через неделю строго, а пока необязательно. Прохожу.