— Буду делать политическую карьеру. Я раньше думал в ЛДПР вступать. Не, надо к едросам подаваться. Буду изнутри ментам мстить.
— Даня, а ты про Робин Гуда слышал?
— Конечно. Робин — отличная девчонка. Она брала у богатых и давала бедным.
Ну, в принципе, да. Давала и брала.
Про свою первую любовь Даня быстро забыл и никогда к ней на зону так и не приехал. Не пара ему, уже не пара. До следующей посадки.
Амнезия
В Москву, в Москву.
В Питер, в Сибирь, в Ярославль и Нижний…
Я езжу, когда могу.
Я выхожу из самолёта и остро ощущаю, что мне не хватает воздуха. Не в смысле свободы, а в смысле кислорода. В Москве, в Сибири, в Нижнем всё здорово и богато, но дышать-то надо. За сутки-двое отращиваешь себе какие-то забытые жабры, и вроде ничего. Но ведь воздух — это общее. Можно украсть все деньги мира, но если ты и твоя семья проживаете на Рублёвке… Ну, может, там почище, но воздух всё равно общий. Зачем тебе деньги, если нечем дышать. Москва, конечно, ещё не Пекин, но уже после большого перерыва надо учиться дышать по-другому.
Может, после коронавируса будет полегче — если доживём.
Я возвращаюсь в Берлин дышать. Мне кажется, что в прохладную погоду здешний воздух можно нареза́ть ломтями. Закидывать голову, брать тонкие и длинные кусочки и класть в рот, причмокивая.
Это, конечно, если не горят чернобыльские леса, как сейчас, в начале апреля. Мы тут следим за ветром. Всё близко.
В эмигрантскую политическую тусовку я не влилась, да и не стремилась. Я её боюсь, слишком много про это начиталась в своё время. И у Довлатова, и у Виктора Некрасова, и даже у Анатолия Гладилина: я прочитала в позднем детстве книжку «Меня убил скотина Пелл» о нравах эмиграции и она произвела на меня впечатление. Потом уже я узнала, кто с кем сводил счёты, но осадок остался. Опять же, у меня в багаже есть перечитанная переписка Алданова и Маклакова из середины прошлого века.
О боже, как всё похоже.
Керенский и Мельгунов готовят план расчленения СССР до Сибири.
Маклаков не хочет расчленять. Все бросаются друг на друга. И все жалуются друг на друга американцам, которые финансируют Координационный центр русских эмигрантов. Но при этом Координационный центр русских эмигрантов имеет свою радиостанцию, что важно.
И вот — решающая встреча двух непримиримых сил русской эмиграции со спонсорами. Встреча превращается в склоку, американцы прекращают финансирование Координационного центра и отбирают у него радиостанцию. Теперь она называется Радио «Свобода».
Я люблю радио «Свобода», они хорошие ребята. Люблю к ним ходить, люблю их читать и слушать. Главное, не влезать в подробности. Вообще не влезать в чужую кухню, жить в своей.
Я думаю, что мои внуки будут немцами — мои дети переехали вслед за мной. Мне трудно об этом думать, потому что я оказалась гораздо больше русской, чем себе представляла. Но чем больше я влезаю в историю Германии, особенно в новую и новейшую, тем больше понимаю, как же мы похожи — и в плохом, и в хорошем смысле. Немцы хлебнули говна никак не меньше, чем мы. Ты не можешь спросить немецкого человека при первом знакомстве — ты осси или весси? С Запада или с Востока? Это больно. Жди, когда он сам скажет.
А ещё немцев хвалят и ругают за здравый смысл. Это же так скучно — здравый смысл. Вот глупость — она всегда оригинальна. Очень хочется сохранить в потомках глупость. Как в бабушке. То есть во мне. Дети, будьте какими хотите, не слушайте бабушку. Она выжила из ума. Как миллиарды бабушек до неё. Но потом вы будете по ней скучать, как миллиарды скучают по своим бабушкам.
Однажды мы с моей училкой немецкого, Татой, беседовали с одной приятнейшей фрау, очень умной и внимательной. Фрау спросила меня: