И тут звонит нам корреспондент из Калининграда, Дима. Звучит взволнованно и тревожно: «У нас нашли антисемитский плакат». Ну и вот — понятное дело, кто выручает в безвыходной ситуации. Спасибо вам, дорогие наши евреи.
— Дима, беги снимать. На Дальний Восток дадим хоккейный вариант (видео с небольшой задержкой, иначе не успевали), а на Москву делаем большой развёрнутый сюжет.
Дима побежал. А я села за справки про антисемитские плакаты в России. Антисемитизм, конечно, был практически всегда. Но с 2002 года пошла эпидемия: плакаты начали появляться повсеместно, где-то к ним были привязаны муляжи взрывных устройств, а где-то и не муляжи. Многие плакаты оказывались заминированы. В мае 2002 года москвичка Татьяна Сапунова была серьёзно ранена при взрыве, когда попыталась убрать антисемитский плакат с обочины на Киевском шоссе. Её жизнь спасали в Израиле, потом её наградили. И она стала «праведником народов мира»: это звание присваивают людям, проявившим мужество при спасении евреев. Однако до сих пор к праведникам народов мира причисляли только тех, кто спасал евреев в годы Второй мировой войны.
Кстати, я как-то не уверена, что её окончательно причислили к праведникам. Татьяна Сапунова совершенно исчезла из информационного пространства. Про неё нет статьи в русскоязычной «Википедии», только в англоязычной, и что с ней стало дальше, неизвестно. Лет через пятнадцать после её подвига какая-то девочка-эскортница ровно с тем же именем написала заявление в полицию об изнасиловании, когда клиент отказался заплатить полную сумму (а она требовала за ночь около 15 тысяч долларов). И вот её портретами и биографическими справками забит весь интернет, а про настоящую Татьяну Сапунову ничего не слышно.
Ну да вернёмся к тем временам, когда Татьяну Сапунову-настоящую хорошо помнили и знали.
Вся эфирная бригада понимала, что времени у нас нет, что Дима снимет то, что снимет, и это дадим на Дальний Восток, причем с колёс, не отсматривая, лишь бы успел. А потом будет время слепить из этого сюжет.
И вот начинается эфир на Дальний Восток. Я сижу в студии, вся бригада — в эфирной аппаратной, это другая комната, но у меня с ними связь через «ухо»: в ухе у меня микрофон, там всегда живут голоса, обычно голос режиссёра, он мне говорит, что готово, что нет, чтобы я ориентировалась. И по времени меня ориентирует: побыстрее читать, помедленнее, что по вёрстке куда переносится или местами меняется. В студии два оператора, у них тоже свои «уши»: им режиссёр командует про планы и всё такое: ну покрупнее меня взять или отъехать. «Ухо» никогда не отключается, в моей голове всегда голос режиссёра, «ухо» — это мои глаза и руки, а также «ухо» часто заменяет мозг.
«Ухо» вставлено, камеры включены, и начинаем, помолясь. Отбивка пошла. Здрассьте, дорогие телезрители. Шпигель пошёл — анонсы того, что сейчас будет. Первая новость — антисемитский плакат в Калининграде, закрыли анонс архивными кадрами зимнего города и архивными плакатами, упомянув Татьяну Сапунову. Дальше Джордж Буш, Белый дом, реакция озабоченной международной общественности, а также в Беларуси бобры построили плотину в виде Тадж-Махала — звери всегда оживляют новостную повестку.
Ну теперь подробности. Плакат.
Режиссёр говорит мне в «ухо»:
— Всё, пошла картинка из Калининграда. Принимаем. Тяни.
Прекрасно. Успели. И вот я начинаю подробно рассказывать историю антисемитских плакатов, подхожу к Калининграду, режиссёр мне командует:
— Тяни. Ещё чуть-чуть осталось.
И вдруг в «ухе» что-то хрюкнуло и оно отключилось. Совсем. Это прямой эфир, я не понимаю, что мне делать. Есть картинка, нет картинки, что на ней? И спросить-то не могу, я в эфире. Два оператора мне тоже на свои «уши» показывают, плечами пожимают, руки крестом складывают — у них, значит, тоже всё отключилось. Нет связи с аппаратной. Прекрасно, мы слепые котята. И надо продержаться ещё сорок минут.
И что мне с Калининградом делать? Изображаю озабоченность — дорогие, говорю, телезрители, сюжет готовится к эфиру, мы вернёмся к этой важной теме позже. А теперь про Ирак и что там Джордж Буш по этому поводу доложил Конгрессу. Ну и подробности про бобров. Дотянули до конца, увидимся завтра, дорогие телезрители. Отбивка, до свидания.
Отстёгиваю микрофон, «ухо», лечу в аппаратную, как Баба-Яга на помеле, в полном осознании, что если аппаратную не захватили террористы, то я буду убивать. Противоречиво, конечно, с террористами получается, но додумать эту мысль я не успела. Влетаю. В аппаратной икают, режиссёр Слава широкой ладонью смахивает слезу, говорить не может. Сажает меня перед монитором и нажимает кнопку.