Тогда ещё в гостинице «Россия» можно было курить под лестницей — впрочем, наверняка «Россию» снесли ещё до того, как курить стало нельзя нигде. В перерывах и во время церемонии награждения телевизионщики бегали курить под эту лестницу и обсуждать последние цеховые события. Главной новостью тогда было назначение врача-пульмонолога Николая Сенкевича (его упорно считали проктологом, и на то были причины: всё с ним как-то через жопу получалось) на пост гендиректора «Газпром-Медиа». О нём рассказывали, что его отчим — главный кинопутешественник страны Юрий Сенкевич — вытаскивал пасынка из больших неприятностей, когда того поймали на краже личных вещей сокурсников во время учёбы в Военно-медицинской академии в Питере. Скандал замяли, но Никуше пришлось перевестись в стоматологический институт — кстати, сейчас эта история описана в «Википедии». Ещё там написано, что после отставки из «Газпром-Медиа» этот, в общем, пустой человек продолжил трудиться в «Газпроме» и «Газпромбанке», был даже какое-то время первым вице-президентом, потом его понизили до просто вице-президента. Ну не голодать же ему.
В общем, обсуждали в курилке под лестницей Сенкевича. Тут же курил прекраснейший Николай Николаевич Дроздов, «В мире животных», великий Николай Николаевич. Впрочем, нельзя не отметить, что Юрий Сенкевич тоже был великий, кто бы спорил.
Я спросила Дроздова:
— Николай Николаевич, а вы что думаете про назначение младшего Сенкевича в «Газпром-Медиа»?
Дроздов не думал ни секунды:
— Слава Богу, у меня дочь.
Господи, какой гениальный чувак. Сразу столько смыслов в таком коротком ответе.
А потом мы все поехали отмечать и выпивать. Угрюмость моя, помнится, нарастала. Мы меняли места, гулять было положено «под большое декольте», и мы гуляли. В одном из ресторанов — как сейчас помню, это был страшно модный в те времена «Улей» — какие-то незнакомые люди прислали мне бутылку шампанского и поздравили с ТЭФИ, они видели по телевизору вручение. Я помахала им ручкой и забыла про это. Пройдёт несколько лет, я стану основателем и директором «Руси Сидящей», один из моих подопечных, сидящих в тюрьме, выйдет на свободу, я буду хлопотать о его устройстве, и однажды он спросит:
— А ты помнишь, как тебе вручали ТЭФИ, а потом в ресторане «Улей» тебе прислали шампанское?
Я вспомнила сразу.
— Это был я.
Всё в жизни взаимосвязано — редактор, вычеркни эту пошлую банальность. И ещё раз вычеркни: от жизни не убудет. Она такая.
Саша Гольдман. Мы тогда не познакомились, когда он прислал мне бутылку шампанского. Мы не познакомились, когда он сидел в Бутырке и спас моего тогдашнего мужа Алексея — его жутко прессовали первое время, я была неопытной и ничего не могла сделать, а он помог. Мне прислал записку — маляву — какой-то Лаша Сван (гораздо позже я пойму, кто это — грузинский авторитет), и упомянул в ней, что за моего мужа ходатайствует Саша Гольдман (это имя мне тоже ничего не говорило), так что всё будет хорошо. И со мной всё будет хорошо — я тогда отбивалась от вымогателей и мародёров, и Лаша Сван это каким-то образом знал.
Потом, потом, потом — мне всё будет понятнее потом, когда я узнаю, как несколько совершенно незнакомых мне обитателей Бутырки-2008 помогали мне и Алексею просто потому, что за три года до этого Саша Гольдман поздравил меня с ТЭФИ, а я просто кивнула в ответ.
Откуда я могла знать, что Саша Гольдман потом повесится. Нет, он выжил, отсидел хорошенько, мы к тому времени уже переписывались, под конец его срока. Саша повесился тогда в Бутырке, потому что узнал, что его жена ушла к его другу (обычные тюремные новости) и забрала всё, что не было приколочено гвоздями, а что было приколочено, тоже забрала. Хорошо, что выжил. Саша Гольдман, милейший врач-педиатр из Донецка, которого судьба забросила в канцелярию ЮКОСа заведовать скрепками, за что он отгрёб лет восемь или девять.
Но всё это будет потом. Этот ТЭФИ дал мне чёткое предчувствие конца вегетарианских времён. И конец не заставил себя ждать.
Первый конец
Вся жизнь, кажется, состоит из внезапных начал, долгих и упоительных середин и потом таких концов, после которых чьи-то невидимые ручки зачем-то сгребают остывающий пепел в одну неровную кучку и там самозарождается облезлый птенец. Он чистит перья, пробует крыло и поначалу мило улыбается. Потом у него начинает чесаться клюв, он тыкается в «Википедию» и спрашивает: а зубы у птиц бывают? Бывают, если птица — птеродактиль.
В тот раз мне впервые вышибли зубы по-настоящему. Потом я ещё несколько раз проходила очистительную процедуру полной ликвидации организма с последующим возрождением на пустом месте. Будет второй раз — когда посадят мужа. Будет третий раз — когда он предаст, но даже не в этом дело: он изменит с лучшей подругой, что тоже банальная фигня, а не фигня случится сразу после этого, когда из открывшегося шкафа на меня посыпятся старые и свежие скелеты, и отнюдь не женские. Ладно, как говорится, листайте дальше — там потом про это будет, если не забуду.