Ну вот всё это — с подробностями — я и изложила в довольно коротком сюжете и комментарии. Слов, конечно, не выбирала, ибо чего уж.
Я нормально провела эфир с этим сюжетом на Дальний Восток, поработала дальше над программой на Москву и Европейскую часть и отправилась в студию. Куда меня и не пустила группа вооружённых людей. Собственно, потом им было поручено не пропускать меня на рабочее место, и в эти же дни я заметила «хвост» за своей машиной, очень откровенный и ни разу не пытавшийся сделать вид, что моя машина его не интересует.
Я страшно удивилась. Я не могла понять — зачем. Зачем вооружённые люди, зачем «хвост» за машиной. Уволь меня нежно.
У меня тогда впервые возникло ощущение, что паранойя — она у меня. Не может же быть такого в реальности. Но оно было, фиг сотрёшь — я повторяла опыт снова и снова. Зайти в телекомпанию, с которой у меня трудовой договор с обязательством выхода в эфир, — нет, не выходит. А вот машина, одна и та же, ездит за мной по пятам.
Меньше чем через год убили мою коллегу Анну Политковскую. Анна была убита 7 октября 2006 года. В этот день я — тогда уже месяцев семь как безработный колумнист на фрилансе — покупала валенки на колхозном рынке города Киржач Владимирской области. Я тогда ещё в валенках ничего не понимала, я научусь позже, когда в мою жизнь войдут исправительные посёлки на северах.
Так вот, смотрю — валенки. Добрая женщина, продавщица валенок, смотрит на меня с интересом патологоанатома и говорит:
— А я думала, вас убили сегодня. По радио сказали.
Первая старость, первая смерть
Это была неправильная реплика. Я сразу перестала покупать валенки и уткнулась в новости. Такие вещи надо говорить после покупки. Так что без валенок сегодня.
Убийство Ани Политковской стало для меня первой близкой смертью. Нет, конечно, рядом и вокруг умирали близкие люди: в тот год умерла моя любимая бабушка, но она долго угасала и умерла на руках у моей мамы, и лет ей было почти девяносто. Умирали мои одноклассники, в основном мальчики и в основном в армии или сразу после, не долечив последствия дедовщины. Сразу после школы погибла моя одноклассница, толстая и некрасивая, но очень добрая девочка, весёлая и жизнерадостная. Она дружила с главной королевой красоты сразу нескольких школ у нас на районе, явно греясь в лучах её успеха, они ехали с какой-то тусовки, и обе разбились на машине. Я не могла вместить это в своё мировосприятие, как это: погибнуть в неполные 18 лет?
Но с Аней Политковской всё было по-другому. Она была рядом, она была своей, её уже тогда, в относительно вегетарианские времена, сильно травили начинающие кремлёвские тролли. И меня с ней перепутала тётка с валенками на рынке в Киржаче. Когда тётка сказала это, я сразу поняла, что погиб кто-то из наших. И почему-то сразу, ещё доставая телефон, подумала об Ане.
Потом было много близких смертей. Потом я сама начала получать угрозы, явные и скрытые — то от уголовников, то от разных властных кланов. Сначала я к ним серьёзно относилась, потом привыкла — но всё равно каждый раз стараюсь идти по цепочке и правильно реагировать. А ещё иногда бывает, что, пока я думаю, как правильно среагировать, угрожающему становится не до меня.
И да, про первую старость. А вот это было очень смешно. Я уже ушла с канала, занялась статьями и колонками. И в какой-то момент Владислав Сурков выступил с какой-то пространной речью, а потом её на всякий случай опубликовал. Так сказать, намётки знаменитой и бессмысленной суверенной демократии. Леонид Парфёнов, тогдашний главный редактор журнала «Newsweek», попросил меня написать про это колонку. Ну я и написала.
Сурков прочитал и реально обиделся. Заказал про меня ответную статейку, она вышла на «Компромат. ру». Я и тогда ею восхищалась, и особенно сейчас. Замечу, кстати, что мне не было ещё и сорока лет и я только что вышла замуж за мужчину на восемь лет моложе меня.
Инджой, как говорится:
Немолодая женщина Романова вожделеет молодого красавца-брюнета Суркова.
Куда деваются журналисты и редакторы, когда их уже из всех приличных мест повыгоняют, т. е. когда они становятся по факту «бывшими»?
Для всех категорий «бывших» существуют несколько «богаделен», где им выделяют печатные площади, эфир и пр. Самая известная «богадельня» — «Эхо Москвы», на котором нашли последний приют и Пархоменко, и Альбац, и Доренко, и Ганапольский, и Латынина. На втором месте устойчиво держится «Новая газета», на третьем — разделы колонок и комментариев сайтов gazeta.ru, ej.ru и grani.ru. В этих братских могилах они барахтаются, поддерживая иллюзию своего присутствия в профессии.