В общем, шансов у меня не было. Когда меня поволок в подъезд под лестницу Миша-Лом, я уже понимала, что не отобьюсь. Лом был самым отмороженным бандитов из всех, о ком я знала, не было никакого смысла взывать к Фантому или Вове-Рыжему. А болевых точек у Лома не было вовсе, об этом ходили слухи, да и сама я тут же убедилась.
Сейчас-то я не сомневаюсь в том, что меня тогда спасло: я ему нравилась. Не имея вообще никаких навыков нормального человеческого общения, он действовал так, как привык. Но тогда я этого не осознавала. Он мог бы свернуть мне шею или просто отключить, но он этого не сделал. Сейчас я понимаю, что он, чёрт возьми, и не думал меня обижать, он просто по-другому не умел. И мне удалось изобразить порыв страсти и увести его ближе к двери квартиры на первом этаже. И нажать звонок. Он, конечно, услышал, но его это не смутило. Квартира могла оказаться пустой, или жильцы не открыли бы дверь, или открыла бы старушка-божий-одуванчик, которая была бы послана на хуй.
Но случилось другое: дверь тихо и внезапно приоткрылась и чья-то рука схватила меня за шкирку и резко втянула внутрь. Дверь захлопнулась. Передо мной стояла семейная пара лет сорока, они не суетились и не причитали. Люберецкие, чё.
— Ты нормально?
— Да.
— Воды дать?
— Да.
— Патруль вызвать?
— Нет.
Патруль имелся в виду гарнизонный, два солдата и офицер, они в окрестностях гарнизона исполняли функцию военной полиции или что-то вроде того. Позвонить в обычную милицию никто и не помышлял, в начале 80-х с этим всё всем было ясно. Но и патруль патрулю рознь, можно и нарваться. Тогда вместо одного Лома я буду иметь троих сексуально озабоченных защитников отечества. Вернее, они меня. А два раза мне может и не повезти.
И я позвонила подруге, она жила неподалёку. Она пришла за мной с мамой, и они проводили меня до подъезда. Подруга Ленка и её мама, тётя Зина, прекрасно поняли, что произошло, и особо не спрашивали, кроме, конечно, одного: трахнул он меня или нет? В смысле нужно ли предпринимать дополнительные меры.
Ну и отлично, раз не нужно.
— Ты маме будешь говорить?
— Нет.
Никто и не сказал. Большого впечатления на меня всё это не произвело — на нас нападали так часто и с такого раннего детства, что нам всё это казалось в порядке вещей. Хотелось бы, конечно, чтобы первый раз это случилось с любимым мальчиком, который немедленно женится, но не всем везёт. Мне, кстати, в итоге повезло, и хотя потом в ночных электричках пару раз ещё нападали, но отбивалась.
Произвело впечатление другое. Лет через семь после этого я прочитала о деле Лома в криминальной хронике. Под заголовком «Смертный приговор приведён в исполнение» (тогда ещё не было моратория). Много за ним к тому времени подвигов накопилось, отморозком он был редким, без тормозов. Я так понимаю, его свои же и сдали, банда сдала — ментам ни тогда, ни сейчас ловить никого не хотелось. Сдали его за жестокие и бессмысленные убийства. Судя по тому, что я прочитала, особенно его бесили беременные женщины. Убивал с особой жестокостью. Его расстреляли.
Ладно, у всех есть своё MeToo.
Но была же и чистая любовь! Правда, пока ещё не наша.
Именно в гарнизоне мы могли наблюдать вблизи бушующие страсти. Главным и неиссякаемым источником страстей была музыкальная школа в гарнизонном Доме офицеров. Из-за неё-то мы все, городские, и ходили в гарнизон три-четыре раза в неделю, а когда и чаще.
Школа была действительно хорошая: городская стояла куда как ближе, но репутация у неё была так себе. Я не помню, работали ли в музыкальной школе мужчины — мне кажется, ни одного, — но мужчины всегда заполняли коридоры. Там были разновозрастные, но в основном мелкие дети с музыкальными папками, и разновозрастные, но в основном молодые мужчины нездешнего вида.