Две программы два раза в день, прямой эфир по 45 минут. В 16.00 мы выходили на Дальний Восток и Сибирь, в 23.00 начинался московский эфир. Иногда у меня бывали сменщики, но не всегда, и долго они не задерживались. Я сильно уставала, но мне нравилось. Это была отличная школа.
Когда у тебя в полночь заканчивается прямой эфир, нельзя просто поехать домой и лечь спать. У тебя в крови бушует адреналин, ты на подъёме жизненных сил, тебе нужно ещё часа два-три, чтобы успокоиться. Потом на работу мне к 12, можно и поспать, но спала я всегда немного, мне хватает 5–6 часов вполне и до сих пор.
И я ехала играть в преферанс. В одном баре на Трубной всегда играли, мне это было интересно — компания умных мужчин, которая приняла меня, хотя играла я сильно неважно, мне были важнее разговоры. С таможенником — про тайны таможни, с банкиром — про банковские тайны, с девелопером — про девелоперское.
Алексей появился в этой компании и поразил меня тем, что пересказывал мне мои газетные колонки и телевизионные эфиры близко к тексту. Это было мило, хотя и занудно. Позже выяснилось, как он появился. За некоторое время до нашего знакомства он был в командировке в Таганроге, ему не спалось, он включил телевизор и нарвался на меня. Посмотрел, послушал и к концу программы решил жениться. Во всяком случае, потом много лет он именно так рассказывал. Кто-то ему сказал, что я играю в карты в этом баре после полуночи, и он приехал. Собственно, так прошло несколько лет. Я приезжала, играла, трепалась, уезжала. Он не ухаживал, мне тоже было не до него.
Однажды я приехала в бар неурочно, мне было грустно. Бар был пуст, ибо только что начались новогодние каникулы, все разъехались по лыжам и курортам. И мне бы поехать, но я грущу, я одна, а тут даже ещё и в преферанс поиграть не с кем: в баре только Алексей, а вдвоём не поиграешь, как минимум нужен третий.
И мы начали с ним разговаривать. Он был некрасив, но довольно умён и очень хорошо образован. Мне стало интересно, а это, как знают все девочки, самое главное.
Роман случился очень короткий. В том же году мы поженились, это был 2005-й.
Потом меня выкинули с работы, телевизионная карьера окончилась, но были тогда и другие работы в медиа, и я бралась за всё, я люблю свою работу. Алексей не возражал и поддерживал меня во всём, он понимал, что без работы я не могу и не хочу. Ему нравилось, что я работаю, и ему нравилось, что я занялась домом. А там было, чем заняться: оказалось, что я случайно вышла замуж за бизнесмена с Рублёвки, с самым настоящим поместьем на Николиной горе.
Впрочем, я довольно быстро поняла, что такое золотая клетка и чем это грозит. Конечно, ездить каждый день с Рублёвки в центр Москвы на работу — издевательство над здравым смыслом. Поездка в один конец могла и три часа занять, и больше, если попасть под чей-нибудь кортеж, а без кортежей тогда не принято было ездить, у всех был кортеж — эпоха гламура, что поделать.
Транспортные проблемы резко сужали круг общения. Но самое противное — оказалось, что надо попадать в стандарт. Что мне нужны часы не хуже, чем у жены МихалИваныча, что нужно ездить в Куршавель, когда мне хочется в Вологду, ужинать в омерзительных ресторациях, когда хочется сала с картошкой, и ходить в гости и пытаться поддерживать разговоры чёрт знает о чём, а хочется дать в глаз.
Я растолстела, одичала и загрустила по-крупному. Надо было что-то делать, но судьба оказалась ко мне благосклонна и сделала всё, как обычно, за меня. Меньше чем через два года после нашей свадьбы завели уголовное дело, а в 2008-м Алексея арестовали.
Это было страшное для меня время. Разверзлись тысячи шкафов, и из них посыпались тысячи скелетов. Чего там только не было: посторонние девушки, огромные кредиты, которые мне пришлось отдавать, обыски, приставы, предательство друзей, допросы, моё первое знакомство с тюрьмой, жёсткий кризис сентября 2008 года, который застал меня в больнице — организм не выдержал, как-то отказало одновременно почти всё.
Незадолго до того, как я загремела в больницу, мне позвонил друг семьи и сосед, предложил помощь. Я приехала. Он был один, он не был трезв. И он сразу схватил меня за коленку и притянул к себе. Сейчас он трезвенник, поборник семейных ценностей и видный демократ в Европе.
Я размышляла, как со всем этим справлюсь. Я осталась совсем одна. Переехала в свою московскую квартиру, с Николиной горой я никак не справлялась. На дом на Рублёвке напали мародёры: близкий друг Алексея, Володя Розенберг, однажды приехал и вывез всё, что было в доме, даже батареи скрутил. Я позвонила ему. Он ответил так, как думали в тот момент почти все: