— Да, смысл не просматривается. Спасибо за объяснения, здесь подпишите, до свидания.
И я снова появилась в зале суда, но никогда уже не ходила одна. Со мной стал ходить мой старый друг, журналист Саша Гордеев. С ним же мы проделали один хулиганский кунштюк.
Дело было уже перед самым приговором. Гособвинителем на процессе была молоденькая девушка, выдерживающая стиль «русалка». Длинные чёрные волосы до попы, вся в ресницах и губах, в тонких чулках в феврале — в общем, вся такая воздушная, к поцелуям зовущая, лет, может, 26–27 или меньше. В процессе она особого участия не принимала, всю дорогу увлечённо переписываясь в телефоне. К телефону на брелочке была приаттачена плюшевая обезьянка.
И вот судья в концов спрашивает прокурора (как теперь правильно? Прокурорку? Я противник феминитивов, но этот мне нравится, пожалуй): мол, что скажет гособвинение?
Прокурорка вскинулась, вскочила, одёрнула юбочку и протараторила:
— Гособвинение просит приговорить Козлова к 12 годам лишения свободы.
И тюк — села, юбочку поправила и снова в телефон.
И на челе её высоком не отразилось ничего.
Хм. Мы с Гордеевым вышли из зала суда несколько ошарашенные. Даже не тем, что случилось, а как. В исходе дела мы не сомневались, судья Олег Гайдар, который вёл процесс, через день уходил в отпуск, а потом на повышение в Мосгорсуд, мы были его последним заданием на уровне райсуда. Но чтобы вот так — девочке, которая только жить начинает, даже не вдуматься в происходящее… И ведь и привычки же ещё быть не могло.
Мы должны были что-то сделать для девочки. Ей же ещё обвинять и обвинять.
— А что, Гордеев. Нет ли у тебя знакомого жиголо?
— Есть.
— Звони.
Чем хорошо с Гордеевым? Мы с ним одинаково чувствуем. А что — на ход нашего процесса прокурорка уже не повлияет, а для будущих процессов надо бы её переподготовить.
Мы засели в кафе, жиголо явился через полчаса. Было обещано, что он умный, идейный и всё поймёт. Так и вышло сразу же. Помимо того что он моментально всё понял и оценил задачу, он ещё был и неотразим. За тридцать, коротко стриженный, спортивный не как спортик, а вот как надо. Прямо начинающий Джеймс Бонд из службы социальной поддержки обездоленных женщин.
На святое, говорит, дело идём: просветить, наставить на путь истинный, образумить заблудшую прокуроркину душу. Да ещё и в ритме танго.
Мы с Гордеевым скинулись Дж. Бонду на начальный процесс просветления в средней руки ресторане и разошлись. Наутро снова надо было в суд, часам к десяти, и это уже оглашение приговора. Встретились утром, стоим хмуро на крылечке — я уж и забыла про Бонда нашего, вдруг видим знакомый со вчера силуэт. Только преображённый: пальто кашемировое, шарф бордо, ботиночки чуть не лаковые. Он нам издалека лицо строгое делает: мол, проходите, не мешайте работать. Потом прошёл мимо — взгляда не удостоил. Чисто опер на задании.
— Отлично работает твой приятель.
— Да я сам обомлел.
Заходим в суд, садимся на скамеечку у зала заседаний, и наблюдаем, как гражданин Бонд коршуном кружит по вестибюлю. Покружил — и нырнул в комнату прокуроров. И не выходит.
Однако тут нас в зал позвали, на приговор. Сидим, собрались все. Лёша в клетке, конвоиры, адвокаты, все на месте, прокурорки нет. Минут через десять прибегает, вся такая розовеющая и запыхавшаяся. Встать, суд идёт.
Судья вломил нам восемь лет, и мы пошли готовиться к апелляции.
…Понятно, что путь ещё долгий. Впереди было ещё четыре года. Тюрьмы, этапы, колония в Тамбове, где мой прадед сидел за антоновское восстание. Потом колония на севере Пермского края, потом в болотах под Южей, потом Кохма, это под Иваново.
А тот приговор Верховный суд отменит через два года. Алексей окажется на свободе, но будет новый процесс в том же суде. Алексей получит пять лет, но и новый приговор Верховный суд снова отменит. Окончательно Алексей выйдет на свободу в середине 2013 года, полтора месяца не досидев пятилетний срок, но с перерывами. В эти перерывы ему предлагали уехать, и было понятно, что это билет в один конец.
— Ты поедешь со мной?
— Нет, я останусь здесь. Я буду к тебе приезжать.
— Тогда я тоже останусь и досижу.
Жаль, что я глуховата, иначе бы непременно услышала, как на небесах кто-то весело хохочет, услышав о моих планах на жизнь.
…А пока мы с Гордеевым после приговора понуро идём готовиться к апелляции. Надо дождаться протоколов, самого приговора, адвокаты будут всё это изучать, и я с ними, напишут краткую апелляцию, потом развёрнутую, потом будем ждать суда, твёрдо зная, что чуда не будет, но это путь, который надо пройти. Время замирает. Оно замирает для того, чтобы ты могла окунуться в другие дела, то есть в дела других людей. Ходить с ними на их суды, читать обвинительные заключения, встречать тех, кто уже прошёл этап и карантин — то есть тех, кто вернулся с длительных свиданий в колониях, — и узнавать, что за жизнь в следующем круге ада. Нормально, везде можно обжиться. Всюду жизнь, как нас учил художник-передвижник Ярошенко.