Ссора с сенатором и последовавшее уголовное дело оказались очень предсказуемы. Я всё сказала, что думаю об этом. И ещё сказала: продавай всё и уезжай. Он тебя посадит.
Лёша ответил:
— Ты же знаешь, что меня не за что сажать.
Я и правда это знала. Но я также к тому времени (а это уже 2007-й) прекрасно понимала, что никого это волновать не будет. Надо будет посадить — посадят.
Я объясняла ему это день ото дня. Он не слышал. И я всё меньше его видела. И всё меньше понимала, что происходит.
А происходила Таня. Я понятия не имела, что это именно она, и просто готовилась к отъезду и разводу. Было понятно, что отношения наши бесперспективны и надо эвакуироваться. Кто-то там у него завёлся, и хорошо, прекрасный повод съебаться. Я его раздражала тем, что существую, разборок мне не хотелось, он в разборках нехорош, вязкий и душный, и я планировала тихо оставить помещение, сильно подозревая, что он не сразу и заметит.
Тут случились арест и посадка, и из шкафов посыпались скелеты. Когда он смог мне позвонить, то продиктовал телефон Тани (так я узнала, что это снова Таня) и попросил меня связаться с ней. Потому что у неё есть деньги, он дал ей 1,5 млн рублей (тогда по курсу это было 50 тысяч долларов). Надо ли говорить, что у меня таких денег никогда не бывало.
Хм. Ну хорошо. Пережив обыск и допрос, я позвонила Тане. Таня уже знала, что Лёшу арестовали, дело как-то сразу стало громким, но громким специфически. Заголовки были — «Арестован муж Романовой».
Я спросила Таню, будет ли она заниматься Алексеем в тюрьме. Таня страшно удивилась и сказала — нет. Ок. Тогда я спросила её, сможет ли она вернуть деньги мне, ибо за адвокатов надо платить. Она ответила, что не сможет. Ок. Тогда я попросила её вернуть деньги маме Алексея при случае. С мамой Алексея — тоже Татьяной — у нас как-то сразу не сложилось ничего, она была то ли комсоргом, то ли парткомом, то ли месткомом ТАСС, спортивная редакция, и здесь у меня с советской властью случились эстетические разногласия.
В тюрьме мы сражались спина к спине, и за пять лет стало понятно: мы семья, мы порвём друг за друга.
Это было искренне, это было хорошо, и это было правильно.
Кстати сказать, как только ФСИН со мной ни боролся. Как только ни пытался не допустить меня до свиданий и тюрьмы. Но у меня было свидетельство о браке, а позже я стала официальным защитником. А не допустить они могли меня элементарно: к тому времени Алексей не был моим мужем, мы тихо и быстро развелись. Но я очень вовремя сообразила, что мне потребуется свидетельство о браке — а его отобрали при разводе.
Разводил нас мировой суд, а его решения доходят (во всяком случае, доходили в 2008 году) до ЗАГСов не сразу. И я быстро ринулась в ЗАГС, где нас расписывали.
— Девочки, милые, выручайте. Я потеряла свидетельство о браке. Меня муж запилит. Дайте срочно дубликат.
— Оплачивайте пошлину, сейчас распечатаем.
Так я стала счастливым обладателем свидетельства о браке, которого не существовало. ФСИНу было достаточно проверить его подлинность. Ну в смысле да, свидетельство было подлинное. Но не действительное.
Мы потом много раз собирались снова пожениться, но всё время что-то мешало. То его снова сажают, то меня пытаются посадить и приходится уезжать в Германию. И вот в конце концов мы подали документы, чтобы жениться в Дании, там проще. Назначили дату: сентябрь 2018 года. Как раз было бы ровно 10 лет после развода.
Дальше звучит песня Рябинина и Шаинского в исполнении Анны Герман «Один раз в год сады цветут».
Проигрыш.
Это было совершенно на меня не похоже. Я реально купила платье, я этим специально занималась. И веночек на голову. Обдумывала приглашения и всё такое.
Тем летом Лёша был очень нервным и всё время почему-то на меня орал. Я немного удивлялась, но списывала на температуру — лето было жарким, в Берлине держалось +38–40 — плюс сложности адаптации при эмиграции, плюс врождённый скверный характер. Я в этом смысле человек философский: поорёт — перестанет. Но он не переставал.
Я удивлялась и говорила с ним. Потому что это уже не вписывалось в границы всех приличий.