Эх, датчане(((
К нам подошли несколько парней в спортивных костюмах. Чистенькие и с целыми зубами, а в остальном как наши, не отличить.
— Можно с ними поговорить?
— Да сколько хотите. Просто помните, что вам нельзя спрашивать, за что они сидят. Это личные данные. Только если сами расскажут.
Ога, а у нас на каждой шконке написано, кто за что.
— Парень, а ты когда выходишь?
— Не скоро, через два месяца.
— А срок у тебя какой?
— Большой. Полгода. Вообще, суки, ни за что сижу! Потому что датчане — страшные националисты, они ненавидят выходцев из другого мира! Вот я гренландец, малочисленная народность. Подумаешь, на свадьбе пострелял в воздух из незарегистрированного ружья! Не убил же никого. Проклятый судья, ублюдок прокурор! И ружьё ещё отняли, напиши у себя в газете.
— А я за наркотики сижу, — вполне охотно вступает в разговор смуглый и чернобородый молодой парень. Похоже, они с эскимосом друзья. — У меня здесь самый большой срок, год. Мне тут понравилось. Я, пожалуй, попробую стать фермером, когда освобожусь. Я научился тут кое-что выращивать.
Коноплю, видимо, собрался выращивать начинающий фермер. Вообще-то у него это крупными буквами светящейся строкой на лбу написано. Осенила парня свежая дебютная идея.
— А ты откуда родом? — спрашиваю смуглого бородатого, который ещё и в оранжевой чалме.
— В смысле? Я датчанин. Из Одена. Там Ганс Христиан Андерсен родился. И я. Пошли кухню мою покажу, ты спрашивала, я слышал.
Я стала крутить головой, пытаясь получить разрешение сотрудника колонии. Но он куда-то делся. Переводчик, молодой датчанин, пожал плечами — «Тебе же не запретили, иди».
Ну и пошли. Внутри тоже всё такое свежее, ну правда — турбаза после перерезания ленточки. Кухня не хуже, а то и получше, чем во многих студенческих кампусах. Очень большая, одна на несколько комнат (которые именно комнаты на одного, а не камеры). Оборудована очень серьёзно. Печь такая, печь сякая, гриль, микроволновки, холодильники, посуда, и всё блестит. Ножи. Много разных отдельных ножей. Отдельно набор книг о вкусной и здоровой пище на разных языках, включая русский.
— Русские сидят?
— Сейчас нет, но рассказывают, что был. Вон от него книги остались.
Про военных разведчиков. Да, на русском.
— А что мешает тебе отсюда уйти?
Парень страшно удивляется. Пытается понять смысл вопроса.
— Куда уйти? Домой уйти? Так меня и так по выходным весь срок отпускают. Если опоздаю с приходом, или нетрезвый явлюсь, или жалобы будут из семьи — не отпустят больше. А если уйду, куда я пойду? Поймают и вернут, а то и в другие условия переведут.
— И срок добавят.
— За что?!
— За побег.
— Это с какой такой радости? Раз я ушёл, значит, была причина. Будут разбираться с причиной. Может, у меня несчастная любовь. Или конфликт в колонии. Никто ж просто так не уходит. Никто меня за это в карцер не отправит.
— Стоп. Куда?
— Карцер. Это страшная вещь.
Так. Кажется, нам не показали чего-то очень важного. Ищу сопровождающего — пошли карцер смотреть.
— Да мы туда и шли. Это вы на кухню и на парней отвлеклись.
Опять русские во всём виноваты. Ну, пошли в карцер.
— Сначала в медсанчасть. Карцер — он после медсанчасти положен и под контролем медсанчасти. В медсанчасти выборочно берут у парней анализы мочи на предмет содержания наркотиков. Если находят — проводим расследование и сажаем нарушителя в карцер.
— И добавляем срок? Прощай, УДО?
— Кому? У кого в моче наркотики? Так он-то при чём? Это наша вина, не уберегли. Разбираться будем. А он наказан карцером за то, что не сдержался. На срок это не влияет.
— А как наркотики попадают в тюрьму?
— Да по-разному, как везде. И на территорию забрасывают, и в передачах заносят, и иногда бывает, что с сотрудниками. Мы таких сразу увольняем и под суд, но это редко бывает.
— А наркоманы? Им же терапия нужна.