В центре девушки посерьёзнее. Говорить с ними можно, но опять же условие: за что сидишь, не спрашивать. Как везде, кроме России. Спросила начальника тюрьмы — он везде с нами был, симпатичный такой усатый и немного пузатый мужик: а статистика-то какая? За что в основном сидят?
Убийства, грабежи, разбой.
А тётки такие симпатичные. В камеры свои заводят, хозяйство своё показывают, сплетничают, кто тут с кем. Что, кстати, не проблема, хотя и не поощряется никак: камеры (комнаты, конечно) не закрываются днём, если ты хочешь побыть наедине с собой или не только с собой, не проблема — ты можешь закрыть свою камеру изнутри. Но не снаружи. Типа захотелось уединения. И никто не потревожит.
Please do not disturb.
И вот эти прекрасные бабёнки отвели нас в столовую и тихонько так говорят:
— Дело есть. Тут у нас одна русская сидит. Ни с кем не общается, всё время плачет. Может, вам поговорить с ней.
— Oui bien sûr.
Стучимся в камеру. Спустя долгое время открывает молодая зарёванная брюнетка. Грузинка, конечно, и по-русски почти не говорит. Но что-то мы с ней выясняем.
— Моя девочка. Моя маленькая дочка. Я не знаю, что с ней. Она с мужем в Страсбурге. Она слишком маленькая, она не может говорить по телефону. А здесь мне не дают позвонить мужу. Просто чтобы услышать её голосок. Просто спросить, как у неё дела.
Оборачиваемся к начальнику тюрьмы. Улыбчивый пузан становится вдруг суровей Ивана Грозного. И говорит что-то вроде «Не положено!».
Здрассьте, приплыли. Добро пожаловать в Кинешму. Это ты мне в Кинешме будешь вола вкручивать бодрым членам Общественной наблюдательной комиссии, почему ей нельзя звонить. А мне не будешь. Кстати, Кинешмы тоже касается.
— Почему вы не разрешаете ей звонить дочери?
— Потому что у неё нет собственного телефона. Она слишком мала.
— А мужу можно позвонить?
— Нет. Он её подельник. Это опасная грузинская банда.
— Тогда почему он на свободе?
— Я не судья и не следователь, я просто начальник тюрьмы. Ей звонить нельзя. Всё! Закончим этот разговор.
Ах так. Ну ладно. Не я объявляла эту войну. En guerre comme en guerre.
Возвращаюсь к зарёванной грузинке:
— Пиши телефон мужа.
Написала на бумажке.
Ну ладно. Потом мы были ещё в тюрьмах, в других зонах, опять в исправительных домах… Познавательная была поездка, расскажу, как закончу с грузинкой.
В общем, после всего этого приглашают нас к региональному тюремному начальству. То-сё, как вам у нас понравилось. Все начальники тоже здесь, и отдельно — служба пробации (это наказание, не связанное с лишением свободы).
Ну мы там книксены сделали, всякие слова сказали, и я под конец говорю главному начальнику:
— А вот мы грузинку встретили, ей не дают общаться с дочерью.
— А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! Почему не даёшь?
— Не положено. Муж подельник, и вообще он в Страсбурге.
— И что?
— Им не положены звонки за границу.
Йесссс. То есть Уиии. Я отомщена. Щёки перестали гореть. Страсбург — это Эльзас.
А Эльзас — ваш!
Главный начальник смотрит на начальника тюрьмы и говорит это!
— Эльзас — наш.
Пауза, «Ревизор»! Я сняла свой внешнеполитический комплекс, который не давал мне жить. И, кажется, решила проблему грузинки.
И затараторила:
— Пожалуйста, у меня есть телефон мужа. Есть много разных способов связать мать и девочку. Через опеку. Через НКО, пусть приходит в независимую организацию в определённый час и звонит. Через ваши службы, чтобы вы слышали: говорит только девочка, не муж. Ну вы сами лучше меня знаете (хотя на самом деле нет).
Номер телефона торжественно передаётся в социальное, что ли, подразделение французского ФСИН, чёрт их знает, как они называются. Я забыла им сказать, что оставила грузинке свой номер. Месяца через два она позвонила. Да. Есть связь с дочкой.
Потом её осудили, ну так, не очень. Сейчас уже, наверное, на свободе. С дочкой. А это главное. Она хорошая мать.
Ну и уж раз начали про нас, про фемин, то вот что я вам скажу. Я видела старушку в Дании, которая идеальный начальник тюрьмы. Я видела женщин-начальниц зон в России — ай-ай, лучше вам этого и не знать, хотя я слышала легенды, что кто-то когда-то видел хорошую тётку, но не имени, ни адреса не помнит. А во Франции я встретила промежуточный вариант. Вчерашняя студентка — начальница тюрьмы для трудных подростков.