Повисло молчание. Пленники озадаченно переводили взгляд с Рика на Мону, не зная, что предпринять.
— Мона права, — наконец подал голос толстяк. — Мы же не звери все-таки.
— Так и будешь отмалчиваться? — спросил Рика один из спорщиков. — Тебе будто все равно, что творится кругом!
Рик присел на край нижней койки и пошевелил пальцами, проверяя чувствительность. Кажется, тело слушалось его. Да и головная боль немного утихла.
— Все мы болели мозговой лихорадкой, — проговорил он. — Это видно по глазам: изменилась их пигментация. У меня глаза такие же.
Не имело смысла отрицать очевидное. Юноши и девушки украдкой переглядывались.
— Почти каждую ночь мне снится сон, — продолжал Рик. — В этом сне я иду по песчаным дюнам под палящим солнцем и умираю от жажды. Кажется, что сил нет, каждый шаг будет последним, но я иду вперед, превозмогая себя. И вот я вижу впереди голубую кромку воды и слышу шум прибоя. Это океан. Вы знаете, что такое океан?
Да, они знали.
— А вы видели настоящий океан?
Нет, не видели.
— Я тоже нет. Но океан снится мне каждую ночь. И в этом сне я спускаюсь с последней дюны и подхожу к берегу, туда, где песок не горячий, а холодный и влажный от воды. Ноги зарываются в мокрый песок, темный и вязкий, как каша.
Притихшая, вся камера слушала Рика. Юноши и девушки устроились на полу, поджав под себя ноги. А он продолжал рассказ о встрече с человеком в длинных одеждах, об отливе и белых костях в песке. Он закончил на том, как входит в океан и плывет вперед, усердно загребая руками.
— Я плыву на протяжении всего сна, — закончил Рик. — И каждый раз заплываю немного дальше.
— Я тоже вижу этот сон, — подал голос кто-то.
Ему вторили голоса со всех углов камеры, и вскоре стало ясно, что этот сон видели все, кто здесь находился. Все пороговые.
— Что все это значит? — спросила Мона.
— Мне неизвестно, — вздохнул Рик. — Но, по-моему, сон — не причина, а следствие. Это результат какого-то процесса, который происходит со всеми людьми нашего поколения во всех башнях. После болезни у нас появилось что-то, чего нет у взрослых. Какое-то новое чувство, еще неразвитое, и мы пока не научились им пользоваться. Я постоянно размышляю над этим. Посмотрите на стену.
Пороговые взглянули на противоположную от входной двери стену, возле которой сидел толстый критик.
— Стена рельефна, — прокомментировал Рик. — В центре окружность. От круга отходят пять конусообразных лучей с расширяющимися основаниями. Вы видите то же, что и я?
— Да, — закивали пороговые, — да. Мы тоже это видим. Ну и что?
— Вы никогда не наблюдали за пространством своего мира? — поинтересовался Рик. — Не разглядывали узоры стен, пола и потолка? Не замечали в них ничего такого?
Толстый парнишка подался вперед. На его лице отражалось волнение. От критической ухмылки не осталось и следа; теперь он разглядывал Рика с новым выражением.
— Неужели ты тоже видишь?
Рик медленно кивнул:
— В моем мире от наблюдательности зависит жизнь. Стоит зазеваться и тебя атакует какая-нибудь тварь. Так я научился видеть Пространство и понял, что все это — один огромный текст. Послание, написанное на древнем языке.
Рик сглотнул, обведя взглядом ряды пороговых.
— Продолжай, — сказала Мона.
— Довольно долго этот язык был мне непонятен. Впервые я попытался разгадать его в башне-городе под названием Атлантис — там, на поверхности. Прошло немало времени, прежде чем мне удалось систематизировать самые примитивные символы и понять их назначение. А затем пришло понимание. Эти символы не статичны! Они меняются. Каждый раз, как только в башне выполняется программа, текст ее Пространства меняется! Смотрите.
И он снова указал на стену. Пороговые впились глазами в узор. Прошло немало времени, прежде чем Мона решилась сказать:
— Это правда.
— Да, — подтвердили другие.
Рик кивнул; за те полчаса, что они внимательно разглядывали узор на стене, тот слегка изменился. В центре круга стало проступать что-то новое — похожее на точку, которая проросла ветвистым узором, словно снежинка. Протянутые между лучами-конусами концентрические круги утолщались и выпустили поперечные черточки, словно шипы на стебле розы. Отметки и символы шли и по краям стены, вместе с впадинами и стандартными узорами для стыковки с соседними панелями. Эти детали тоже менялись, словно бы блуждая по поверхности стены, как невероятно медлительные одноклеточные существа в тысячекратном увеличении. Упитанный юноша тронул стену и провел пальцем по ближайшему узору. Слегка нажал.