[1] Название местного языка.
Глава 4
О том, как я устраивался в проклятой капсуле, пожалуй, рассказывать не буду. Это стремно. О том, как прошли последующие несколько недель, тем более не скажу — я этого попросту не запомнил. О том, сколько мата из меня вылилось после пробуждения вместе с содержимым сразу двух трубок, вовсе не стоит упоминать. Достаточно того, что когда я пришел в себя и избавился от всех воткнутых и вставленных в мое тело медицинских атрибутов, то чуть не сдох. Потом еще, наверное, минут тридцать тупо лежал на мягком ложе, будучи не в силах пошевелиться. Ждал, когда включившаяся система очистки смоет с меня прозрачный гель, а вместе с ним и всю накопившуюся за месяц грязь.
Потом, конечно, я попытался подняться.
Дважды падал обратно из-за слабости в обессилевших за месяц конечностях.
Мысленно выругался на идиота-конструктора, который забыл предусмотреть в капсуле возможность миостимуляции, без которой я после месяца абсолютной неподвижности ощущал себя беспомощным младенцем.
Вдобавок ко всему у меня просто жутко, до крика и воя, разболелась голова, так что я, толком даже не придя в себя, в голос взмолился Эмме, чтобы та вколола какое-нибудь обезболивающее.
Капсула, услышав мой хриплый вопль, тихонько загудела, после чего мне в руку ткнулось что-то острое, и я на какое-то время отрубился.
Через какое-то время, правда, снова проснулся, но, осознав, что боль, хоть и стала потише, никуда не ушла, во второй раз попросил меня усыпить.
И лишь третье пробуждение прошло более или менее успешно: когда я открыл глаза, голова еще болела, но уже терпимо. Тело тоже начало потихоньку слушаться. Мысли, правда, пока еще бродили в голове вялые, тупые и какие-то примитивные. Зато я наконец-то вспомнил, зачем вообще улегся в этот проклятый модуль. Вспомнил, кто я и откуда взялся. Затем с трудом приподнял чугунные руки. Кое-как оглядел свое временное пристанище. Но ни шара, ни его следов в капсуле не нашел и, разлепив спекшиеся губы, хрипло прошептал:
— Эмма?
«Процедура слияния завершена, — тихо, но вполне разборчиво прозвучал у меня в голове знакомый голос. — База данных загружена на сорок шесть процентов. Физическое состояние носителя крови удовлетворительное. Ментальная активность в норме. Количество прижившихся частиц найниита составляет два с половиной акриона…»
«Чего?» — хотел переспросить я, услышав незнакомое слово, но тут же понял, что система имела в виду триллионы. Два с половиной триллиона частиц… Мля-а! Это всего лишь четвертая часть от того количества найниита, которое у меня… то есть у нее… были изначально!
Это что же, остальное мы потеряли⁈ Система ошиблась в оценках, а сбой в работе управляющего поля оказался намного более выраженным, чем мы планировали⁈ И почему она смогла загрузить только половину базы⁈ Неужели что-то пошло не так⁈
Я со стоном прикрыл глаза, успокаивая себя тем, что даже половина информационной базы — это отличный результат, особенно если мне при этом не поджарили мозги. Да и потери найниита отнюдь не безвозвратные. В конце концов информацию, которой мне не хватит для жизни, я потом найду и сам, а Эмму перед уходом попрошу собрать все выпавшие из поля частицы, чтобы у нее был расходный материал хотя бы на первое время…
Это оказалось странно — мыслить за себя самого и одновременно понимать, что помимо моих собственных знаний и воспоминаний где-то там, на задворках, имеется целая гора неосвоенных сведений, которая воспринималась мной, как огромная куча беспорядочно наваленных вещей, при мысли о разборе которых волосы на затылке вставали дыбом.
Вот и про акрионы я, оказывается, теперь знаю. И цифры из отцовских отчетов сами по себе вдруг в памяти всплыли. Интересно, а еще что-нибудь путное мне удастся оттуда выудить?
Однако стоило мне прикоснуться к этой горе, как виски тут же немилосердно разнылись.
«Процесс адаптации не завершен, — тихо подсказала невидимая Эмма. — Сроки окончания процесса ориентировочно составляют от семи дней до двух с половиной недель».
— Твою ж мать… и оно все это время будет так болеть⁈
«Высокая нагрузка на разум. Недостаточная пластичность. Неизвестная переменная. Процедура загрузки остановлена из-за высокого риска для носителя крови», — не слишком обнадеживающе ответила система.
Черт!
— Где ты? — прохрипел я. — Эмма, покажись. Я хочу тебя видеть.
Не знаю, почему, но в этот момент мне вдруг некстати подумалось: а почему, если слепок ее личности изначально принадлежала мальчишке, тан дал ей женские имя и голос? Это вышло случайно? Умышленно? Просто потому что аббревиатура такая вышла? Или он на эту тему вообще не заморачивался?
Хотя, возможно, дело заключалось лишь в том, что когда слепок сняли, Адрэа был слишком маленьким, чтобы идентифицировать себя как полноценного мужчину. Да и личность, которая от него произошла, оказалась во всех смыслах неполноценной, поэтому ее пол, по сути, оказался неважен.
Ощутив легкое покалывание в правой руке, я поднес ее к глазам и с облегчением выдохнул, обнаружив, что мои пальцы наполовину покрыты тонким, слегка бликующим на свету слоем найниита, который, впрочем, быстро приобрел телесный оттенок и полностью слился с кожей.
Я его, правда, все еще ощущал. Как легкий налет, едва уловимое присутствие чего-то чужеродного. Потом ради интереса подвигал пальцами, коснулся бортика капсулы. Убедился, что, несмотря на найниит, чувствительность полностью сохранилась. Затем попытался мысленно сделать из найниита полноценную перчатку, однако даже небольшое мысленное усилие принесло с собой новую боль. Да еще и Эмма тихонько шепнула:
«Материала недостаточно. На данный момент размеры найниитового покрытия округлой формы не превышают двух райнов при толщине в одну вторую».
«Блин, мало!» — расстроился я, поневоле сравнив местную меру длины с дюймом.
Площадь покрытия пять с небольшим сантиметров! Даже меньше, чем у мужика на презентационном ролике! Понятно, что если уменьшить толщину хотя бы до семи-восьми миллиметров, как там, площадь станет больше, но этого все равно недостаточно — раз. И с уменьшением толщины эффективность защитных свойств найниита тоже будет прогрессивно снижаться.
«Какую минимальную толщину найниита ты сможешь сделать без потери целостности покрытия?» — спросил я, все еще морщась от боли.
«Минимально возможная толщина для цельного покрытия из найниита будет соответствовать размерам одной найниитовой частицы».
«Так. А насколько эффективна такая защита будет, к примеру, против той пули, что мы видели на демонстрационном ролике»?
«Эффективность низкая, — спокойно отозвалась Эмма. — Минимально допустимая толщина найниита для эффективного противостояния снаряду мелкого калибра составляет не менее одной пятой райна. Для снаряда среднего калибра — не менее одной третьей райна».
То есть для чего-то более серьезного толщину найниита надо делать от одного, а лучше от полутора сантиментов и выше?
Блин!
Я ради эксперимента попытался посмотреть, как это будет выглядеть на практике, но из-за резко усилившейся боли от этой идеи пришлось отказаться. Оставалось надеяться, что через несколько лет найниита во мне будет достаточно. А там, может, когда-нибудь удастся найти расходники, чтобы довести его количество до желаемого уровня.
Успокоив себя таким образом, я отрубился, словно получил приличную дозу обезболивающего и одновременно снотворного. И лишь в четвертый раз проснулся уже абсолютно нормальным. Без боли. Без тумана в голове. И даже руки-ноги после пробуждения функционировали вполне сносно.
«Программа реабилитации, — тут же откликнулась на мое мимолетное удивление Эмма. — Начальный курс окончен. Физические параметры в норме».
Хм. Спасибо за заботу, не ожидал…
Я достаточно легко выбрался из капсулы и внимательно оглядел свое новое тело.