Нет, ответил Питер, дело не только в этом. Он читал в международном выпуске журнала “Тайм” статью об одной старухе, уцелевшей во время Холокоста. Она жила во Франции, отчаянно нуждалась и безуспешно пыталась заставить один из крупных швейцарских банков вернуть ей скромную сумму денег, которую вложил в банк ее отец, перед тем как сгинуть в гитлеровских лагерях.
Банк потребовал, чтобы она предъявила свидетельство о смерти ее отца.
Она ответила, что нацисты не выдали свидетельства о смерти тем шести миллионам евреев, которых они убили.
Питер намеревался вернуть старухе то, что причиталось ей по всем человеческим законам. “Черт возьми, — сказал он, — если Хартман не сможет вырвать деньги этой леди из жадных лап какого-то швейцарского банкира, то кто же тогда сумеет это сделать?”
Не было на свете столь упрямого человека, как Питер. Кроме, может быть, старого Макса.
Бен совершенно не сомневался в том, что Питер выиграл это сражение.
Бен начал чувствовать усталость. Поездка по шоссе проходила монотонно, убаюкивая его. Он подстроил свою манеру езды под естественный ритм дороги, и другие автомобили уже не так часто пытались его обогнать. Его веки начали слипаться.
Затем раздался яростный автомобильный сигнал, и Бена ослепил свет фар. В ту же секунду он понял, что на мгновение заснул за рулем. Ему удалось среагировать вовремя и вывернуть автомобиль направо, съехав с полосы встречного движения и чудом избежав столкновения.
Он свернул к обочине дороги; его сердце бешено колотилось. Он медленно, с облегчением выдохнул. Это его тело, все еще жившее по нью-йоркскому времени, наконец-то отреагировало на неимоверно растянувшийся день и безумные события на Банхофплатц.
Нужно съехать с шоссе. До Санкт-Морица оставалось вряд ли больше двух часов езды, но он не решался ехать дальше. Это было слишком опасно. Ему необходимо найти место, где можно будет переночевать.
Мимо проехало два автомобиля, но Бен не обратил на них никакого внимания.
Первым был помятый и ржавый зеленый “Ауди”, отъездивший, пожалуй, не менее десяти лет. В нем не было никого, кроме водителя, высокого мужчины лет пятидесяти с длинными седыми волосами, собранными в хвостик; проезжая мимо, он обернулся и всмотрелся в автомобиль Бена, стоявший на обочине дороги.
Проехав на сотню метров дальше, “Ауди” тоже съехал с шоссе.
Затем мимо “Опеля” Бена промчался второй автомобиль — серый седан, в котором ехали два человека.
— Glaubst Du, er hat uns entdeckt?[8] — обратился водитель к пассажиру на швейцарско-немецком наречии.
— Вполне возможно, — ответил пассажир. — А иначе, зачем бы ему останавливаться?
— Что, если он заблудился? Он рассматривал карту.
— Он вполне мог сделать это для отвода глаз. Я собираюсь остановиться.
Тут водитель заметил на обочине зеленый “Ауди”.
— Мы что, ожидаем компанию? — спросил он.
Глава 6
Галифакс, Новая Шотландия
На следующее утро Анна и сержант Арсено подъехали к дому, принадлежащему вдове Роберта Мэйлхота, и позвонили у дверей.
Вдова приоткрыла парадную дверь на несколько дюймов и с подозрением уставилась на них из темного холла. Это была небольшого роста женщина семидесяти девяти лет со снежно-белыми волосами, уложенными в чрезвычайно аккуратную — волосок к волоску — прическу на крупной круглой голове. Ее карие глаза настороженно взирали на них. Ее широкий плоский нос был красным; подобный знак с равным успехом мог явиться результатом как неутешных рыданий, так и продолжительного пьянства.
— Да? — она не была удивлена, скорее враждебно настроена.
— Миссис Мэйлхот, я Рон Арсено из Конной полиции, а это — Анна Наварро из министерства юстиции Соединенных Штатов, — неожиданно мягким голосом произнес Арсено. — Мы хотим задать вам несколько вопросов. Вы позволите нам войти?
— Зачем?
— Несколько вопросов, и ничего больше.
Маленькие карие глазки вдовы свирепо блеснули:
— Я совершенно не желаю разговаривать с полицейскими, откуда бы они ни явились. Мой муж мертв. Почему бы вам не оставить меня в покое?
Анна почувствовала в голосе старой женщины отголосок отчаяния. Девичья фамилия вдовы, согласно документам, была Леблан, Мари Леблан. Она не была обязана беседовать с ними, хотя, возможно, и не знала об этом. Теперь все сводилось к тому, удастся ли им преуспеть в тонком искусстве уговоров.