— Все-таки, о чем ты все время говоришь? Не пора ли толком рассказать мне, что стряслось?
Питер взглянул на небольшой дом, стоявший чуть поодаль от дороги; его парадную дверь освещал яркий свет галогенной лампы.
— Сколько там? Пять утра? Но, похоже, кто-то здесь не спит. — Свет горел над подъездом гостиницы.
Он заехал на укрытую деревьями площадку возле auberge[9] и выключил двигатель. Оба брата вышли из машины. Перед рассветом было холодно и тихо, и лишь из леса, тянувшегося позади гостиницы, доносился чуть слышный шорох, производимый какой-нибудь птицей или зверьком. Питер открыл дверь, и они вошли в маленький вестибюль. Стойка регистрации была освещена чуть заметно мигающей люминесцентной лампой, но за ней никого не было.
— Свет горит, а дома никого нет, — сказал Питер. Бен понимающе улыбнулся — это было одно из любимых оскорблений, которые, не скупясь, употреблял их отец. Он протянул было руку, чтобы нажать на кнопку прикрепленного к стойке маленького металлического звонка, но остановился, так как дверь позади стойки открылась, и оттуда вышла, запахивая на ходу махровый халат, полная пожилая женщина. Она была явно рассержена тем, что ее разбудили, и хмурилась, мигая от света.
— Ja?
Питер быстро и совершенно свободно заговорил по-немецки.
— Es tut mir sehr leid Sie zu storen, aber wir batten gerne Kaffee. — Ему жаль, что пришлось потревожить ее, но они хотели бы выпить кофе.
— Kaffee? — старуха нахмурилась еще сильнее. — Sie haben mich geweckt, well Sie Kaffee wollen? — Неужели они разбудили ее только потому, что захотели кофе?
— Wir werden Sie fur ihre Bemiihungen bezahlen, Madame. Zwei Kaffee bitte. Wir werden uns einfach da, in Ihrem Esszim-mer, hinsetzen. — Они заплатят ей за беспокойство, — заверил Питер. — Два кофе. Они просто хотели бы немного посидеть в ее столовой.
Все еще продолжавшая сердиться хозяйка auberge, качая головой, поплелась в закоулок, примыкавший к маленькой темной столовой, включила свет и повернулась к громоздкой красной металлической кофеварке.
Столовая была маленькой, но удобной. Несколько больших незавешенных окон, из которых в дневное время, вероятно, открывался красивый вид на лес, окружавший гостиницу, казались совершенно черными. Пять или шесть круглых столов были накрыты накрахмаленными белыми скатертями, на которых уже были приготовлены к завтраку стаканы для сока, кофейные чашки и металлические вазочки с горками кубиков коричневого сахара. Питер выбрал столик на двоих, стоявший возле окна. Бен сел напротив. Содержательница заведения, кипятившая молоко в своем закутке, почти не отрываясь, смотрела на братьев с тем изумлением, с которым люди так часто разглядывают двойняшек.
Питер отодвинул тарелку и серебряный столовый прибор и оперся локтями на стол.
— Ты помнишь скандал по поводу швейцарских банков и нацистского золота?
— Кажется, да. — Так вот, значит, с чем все это связано!
— Это все случилось незадолго до того, как я переехал из Африки сюда. Я внимательно следил за развитием истории по газетам — полагаю, она особенно заинтересовала меня из-за того, что отец побывал в Дахау. — Питер как-то странно и горько улыбнулся. — Так или иначе, но благодаря этому делу возникла целая отрасль юриспруденции. Адвокаты и другие крючкотворы, которых осенила яркая идея подзаработать на уцелевших после Холокоста стариках, пытавшихся разыскать следы состояний своих погибших родных. Наверно, я говорил тебе, что прочел где-то о старухе-француженке, выжившей в концентрационных лагерях. А когда она оказалась на свободе, ее начисто обобрал какой-то подонок, французский адвокат, сказавший, что у него имеется информация о принадлежавшем ее отцу депозитном счете швейцарского банка. Адвокат, конечно же, заявил, что ему необходим аванс для того, чтобы провести расследование, вступить в контакты со швейцарскими банками — в общем, вывалил ей целую кучу дерьма. Разумеется, старая леди заплатила ему — хорошенький кусочек в двадцать пять тысяч долларов, — отдав все свои сбережения, до последнего гроша, деньги, которые ей были попросту необходимы на жизнь. Адвокат, само собой, бесследно исчез, а с ним и двадцать пять тысяч. Эта история сильно зацепила меня — я не мог вынести того, что беззащитную старую леди так беззастенчиво ограбили. Я связался с нею и предложил разыскать швейцарский счет ее отца, взяв все расходы на себя. Понятно, что она не сразу поверила мне — а какого еще поведения можно ожидать от человека, которого только что обчистили до нитки, — но после того, как мы некоторое время побеседовали, она все же дала мне разрешение заняться этим делом. Мне пришлось долго убеждать ее в том, что меня нисколько не интересуют ее деньги.