— Такое впечатление, Бенно, что ты не рад меня видеть, — сказал Питер.
Бенно... Ни один человек на свете, кроме Питера, не называл его так. Бен поднялся на ноги, и Питер сделал то же самое.
Бен всегда испытывал странное чувство, когда всматривался в лицо своего брата-близнеца: чуть ли не единственное, что он при этом замечал, были различия между ними. То, что один глаз у Питера чуть больше, чем другой. Брови изогнуты по-другому. Рот шире, чем у него, с опушенными уголками. И общее выражение лица более серьезное, более строгое. На взгляд Бена, Питер нисколько не был похож на него. С точки зрения кого-либо другого, между ними не было практически никаких различий.
Бен был буквально ошарашен, внезапно ощутив, насколько сильно он тосковал по Питеру, какой зияющей раной явилось для него и продолжало оставаться отсутствие брата.
Он не мог прогнать от себя мысль о том, что исчезновение Питера могло быть связано с каким-то физическим насилием или увечьем.
На протяжении нескольких лет — всего своего детства — они были противниками, конкурентами, антагонистами. Такими вырастил их отец. Макс, опасаясь, что богатство сделает его мальчиков излишне мягкотелыми, посылал их едва ли не во все “школы воспитания характера”, где дети проходили курсы выживания — например, должны были прожить три дня, питаясь исключительно тем, что им удастся найти, — а также в альпинистские лагеря и лагеря, в которых занимались походами на каноэ и каяках. Неизвестно, стремился к этому Макс или нет, но он добился того, что между его сыновьями разгорелась ожесточенная конкуренция.
И лишь после того, как Питер и Бен отправились учиться в разные школы, эта конкуренция понемногу пошла на убыль. Расстояние, отделявшее их друг от друга и от родителей, в конце концов позволило мальчикам отказаться от этого соперничества.
— Давай-ка сматываться отсюда, — сказал Питер. — Если ты зарегистрировался в гостинице под своим настоящим именем, то нам придется худо.
Небольшой грузовичок Питера, ржавая “Тойота”, был весь облеплен грязью. Кабина оказалась завалена всяким хламом, а сиденья были покрыты видными даже в темноте пятнами и воняли псиной. Питер спрятал машину в роще на расстоянии сотни футов от гостиницы.
Бен рассказал брату об ужасном нападении, которому он подвергся на шоссе около Кура.
— Но это еще не все, — продолжал он. — Мне кажется, что большую часть пути меня сопровождал еще один парень. От самого Цюриха.
— Парень на старой “Ауди”? — спросил Питер и нажал на акселератор. Ревматический мотор дряхлой “Тойоты” взревел, и машина выползла на темную проселочную дорогу.
— Совершенно верно.
— Лет пятидесяти, с длинными волосами, собранными в хвостик; похож на постаревшего хиппи?
— Он самый.
— Это — Дайтер, мой наблюдатель. Моя антенна. — Он повернулся к Бену и улыбнулся. — А также мой, можно сказать, шурин.
— Что-что?
— Старший брат и опекун Лизл. Он только недавно решил, что я гожусь для его сестры.
— Нечто вроде эксперта по слежке? Я быстро заметил его. И вдобавок украл его автомобиль. А ведь я в этих делах настоящий любитель.
Питер пожал плечами. Несмотря на то что было темно, он часто оглядывался.
— Не стоит недооценивать Дайтера. Он тринадцать лет проработал в швейцарской армейской контрразведке в Женеве. К тому же он вовсе не старался укрыться от тебя. Он вел контрнаблюдение. Это была всего лишь предосторожность, к которой мы прибегли, как только узнали, что ты прибыл в страну. Его целью было выяснить, следит ли за тобой кто-нибудь и если следит, то кто. Убедиться в том, что тебя не убили и не похитили. На шоссе №3 твою шкуру спас вовсе не полицейский автомобиль. Дайтер прицепил полицейскую сирену, чтобы обмануть и спугнуть их. Это был единственный выход. Мы имеем дело с высококвалифицированными профессионалами.
Бен вздохнул.
— Высококвалифицированные профессионалы. Ты сказал, что они взялись за меня. Они... Ради Христа, кто — они?
— Скажем, корпорация. — Питер все время смотрел одним глазом в зеркало заднего вида. — Может быть, и сам черт не знает, что они представляют собой на самом деле.
Бен потряс головой.
— А я-то считал, что это я выдумываю какую-то несуразицу. Ты сошел с ума, если только было, с чего сходить. — Он почувствовал, что его лицо вновь запылало от гнева. — Ты ублюдок, эта катастрофа... мне все время казалось, что с ней что-то не так.