Бен улыбнулся через силу.
— Но рентгеновские снимки...
— Признаюсь тебе, что я нанял одного человека, который проделал для меня простую и практически безопасную работу: открыл дверь и пробрался в приемную доктора Меррилла. Это все-таки не Форт-Нокс. Пару снимков заменили другой парой. Пустяки. Так что, когда полицейские явились к доктору за моей зубной картой, они получили то, что ему подбросили.
— А авиационная катастрофа?
Питер принялся объяснять, не упуская ни одной существенной детали.
Он говорил, а Бен рассматривал брата. Питер всегда разговаривал негромким голосом, спокойно, твердо и обдуманно. Но никто не смог бы назвать его расчетливым или изворотливым, а для осуществления этого плана требовалась как раз изворотливость. Как же сильно он должен был испугаться!
— За несколько недель до того Лизл попросилась на работу в маленькую больницу в кантоне Сен-Гален. Конечно, они с превеликой радостью приняли ее — у них не было педиатра. Она нашла маленький домик в сельской местности, в лесу возле озера, и я присоединился к ней. Я изображал из себя ее мужа-канадца, писателя, работающего над книгой. И все это время поддерживал контакты с организованной мною сетью, с моими наблюдателями.
— Люди, знавшие, что ты жив... Это, наверно, было очень опасно.
— Доверенные люди, знавшие, что я жив. Кузен Лизл — адвокат в Цюрихе. Он был нашим главным тайным агентом, нашими глазами и ушами. Она доверяет ему полностью, и поэтому я поступаю так же. У него большие международные связи, обширные контакты в полиции, в банковском сообществе, среди частных сыщиков. Вчера он узнал о кровопролитии на Банхофплатц и об иностранце, которого забрали в полицию для допроса. Но как только Дайтер сказал мне о покушении на тебя, я понял, что случилось. Они — наследники тех, кто входил в мой список, кто бы они ни были — вероятно, все время подозревали, что моя смерть была фальшивой. Они постоянно были начеку, дожидаясь то ли моего следующего появления в Швейцарии, то ли каких-нибудь признаков того, что ты решил продолжать мои расследования. Я доподлинно знаю, что многие швейцарские полицейские находятся у них на жалованье, а за мою голову назначена награда. Ими подкуплен, наверно, каждый второй полицейский. Как я понимаю, банк, где у тебя утром состоялась встреча — банк УБС, — был капканом. Поэтому мне пришлось выйти из укрытия, чтобы предупредить тебя.
Питер рисковал жизнью ради меня, сказал себе Бен. Он почувствовал, что его глаза наполнились слезами. А потом он помнил о Джимми Кавано, человеке, который, безусловно, был, но которого вроде бы и не существовало, и торопливо рассказал Питеру о таинственном происшествии.
— Невероятно, — протянул Питер и уставился взглядом в пространство.
— Можно подумать, что они хотели как следует высветить меня. Ты помнишь Джимми Кавано?
— Конечно. Он пару раз приезжал на Рождество к нам в Бедфорд. Мне этот парень тоже нравился.
— Какое он мог иметь отношение к корпорации? Неужели они каким-то образом завербовали его и сделали так, что в какой-то момент все следы его существования начисто исчезли?
— Нет, — ответил Питер, — ты пропустил важное звено. Хови Рубин, судя по всему, был прав. Никакого Джимми Кавано нет и никогда не было. — Он заговорил быстрее: — Во всем этом есть логика, пусть и извращенная. Джимми Кавано — давай будем называть его так, ведь все равно мы не знаем, каким было его настоящее имя, — никто не завербовывал. Он с самого начала работал на них. Посуди сам: парень, старше всех остальных в твоем классе, живет за пределами кампуса и становится твоим задушевным приятелем, прежде чем ты сам успеваешь это понять. Неужели ты не видишь, Бенно? Все это было запланировано. Неважно по какой причине, но они, должно быть, решили, что в то время и в том месте очень важно тщательно следить за тобой. Это были, конечно, меры безопасности.
— Ты хочешь сказать, что Кавано был... приставлен ко мне?!
— Наверняка кто-то был приставлен и ко мне. Наш отец был одним из основателей. А вдруг нам стало известно что-нибудь такое, что могло бы представлять опасность для организации? Что, если мы намеревались или хотя бы просто были в состоянии чем-то угрожать им? Неужели им не следовало побеспокоиться на этот счет? Может быть, они хотели досконально узнать, что мы собой представляли. Пока ты не спрятался в своем гетто, а я не уехал в Африку... в общем, пока мы не ушли сами по себе пастись на травке, они продолжали беспокоиться на наш счет.