— Просила повлиять на тебя, — ответил он сухо. — Ты ведь понимаешь, что положение у тебя шаткое? Я согласился взять женщину-патологоанатома…
— Да-да! — перебила я, закипая. — Я вам чрезвычайно благодарна и все такое. Но при чем тут это?
Насчет благодарности — это не преувеличение. Женщин-медиков в патриархальном Хельхейме до сих пор единицы. А женщина-патологоанатом вообще единственная. Я!
Отказать мне в приеме на учебу не могли — с посвящением Хель не шутят. Разве что убедить меня саму отступиться. По правде говоря, пытались не раз и не два. Так что университет я закончила. Однако диплом не гарантировал трудоустройства, и я почти год промыкалась в попытках устроиться на работу хоть куда-нибудь, в любую дыру. Так что вакансия в Ингойе оказалась для меня даром богов. Во всяком случае, так я считала до сих пор.
Корп тяжко вздохнул.
— Регина, я знаю, что на материке нравы мягче. Но у нас незаконнорожденный ребенок — это скандал. Аборт тоже не выход, — он сделал паузу, давая мне осознать. — Не делай глупостей, хорошо?
Разумеется. Ведь за аборт у нас положено пять лет тюрьмы. Хотя мне об этом вряд ли стоит беспокоиться. У меня, хм, свои методы.
— Разумеется, — согласилась я. — Только…
Начальник устало потер лоб и выдал, словно бросаясь с обрыва:
— Поэтому вам с Эрингом надо пожениться!
— Нам — что? — переспросила я.
Может, ослышалась? Или в кофе что-то подмешали? Потому что если я все правильно поняла…
— Пожениться, — господин Корп нахмурился и отвел взгляд. — Прости, я знаю, что ты не хочешь замуж. Но сама понимаешь, обстоятельства.
— Какие еще обстоятельства?! — перебила я, чувствуя, что еще немного — и швырну в стенку хотя бы этот симпатичный (и тяжелый!) письменный прибор. Или хрустальную пепельницу. Или…
— Госпожа Элина намекала на… — Он выразительно указал взглядом на мой живот.
От злости у меня потемнело в глазах. На этот раз мама перегнула палку!
— Я уверен, Эринг не будет против, — продолжил господин Корп увереннее. — Я с ним поговорю, как только он вернется с выезда. Мой племянник, конечно, шалопай, но тут дело серьезное.
— Так! — я выпрямилась и поймала взгляд начальника. В его темных глазах — усталость и понимание. — Могу вас уверить, я не беременна. Мама все выдумала.
— Точно? — спросил он с некоторым сомнением. — Зачем ей такое сочинять?
Я невесело усмехнулась. Многое я могла на это сказать, только к чему?
— Точно. Жизнь и смерть — это моя специальность, в таких делах я ошибиться не могу.
Кажется, начальник смутился.
— Извини. Я думал… Ладно, забудь.
Я отрывисто кивнула и встала. Заставила себя разжать кулаки.
— Все?
— Да-да. Можешь идти, — он пригладил темные волосы и сделал вид, будто что-то увлеченно читает в своем ежедневнике.
Я обернулась уже в дверях.
— Да, вот еще. Моя мать — бывшая актриса, — я подумала и поправилась: — актриска. Не стоит верить ее представлениям.
И закрыла за собой дверь, с трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть ею со всей дури.
Когда я добралась до морга, меня еще потряхивало.
Эринг говорил, в городе много происшествий. Может, подкинет парочку трупов? Отвлекусь, развеюсь…
Впрочем, развлечение меня уже поджидало. Эринг с комфортом устроился за моим рабочим столом и, не отрываясь от бумаг, с аппетитом уписывал сандвич.
— Что ты тут делаешь? — поинтересовалась я недовольно. Хотелось запереться в одиночестве и почитать что-нибудь успокаивающее. Например, о новых методах определения давности смерти в поздние сроки посмертного периода.
— Прячусь, — с обескураживающей честностью признался он. — От потерпевших и свидетелей. Будешь?
Он щедро предложил мне последний сандвич.
— Буду! — не стала жеманничать я.
Эринг придвинул ко мне угощение и пересел на угол стола.
— Чего хотел дядюшка? — поинтересовался он, беззаботно размахивая ногой, и откусил большущий кусок.
— Чтобы мы с тобой поженились, — сообщила я и с удовольствием вонзила зубы в кусочек ржаного хлеба с огурцом и соленой рыбой. Хм, а вкусно! Чего у приятеля не отнять, так это умения готовить.
Эрингу собственная стряпня встала поперек горла — он подавился и закашлялся. Я заботливо похлопала «жениха» по спине. Воистину, вкусная еда делает людей добрее.
— Ты шутишь? — спросил он со слабой надеждой.
— Нет! — усмехнулась я. Если подумать, в этом есть своя ирония. — Ладно, не дергайся. Я медицине отдана и буду только ей верна.
Эринг моего веселья не разделил.
— А серьезно? — он сощурился из-под отросшей челки. — С какой радости дядя надумал нас с тобой захомутать?