Слухи о баррикадах в Сент-Антуанском предместье растеклись по городу. Вскоре сюда прибило и пару с Эйфелевой башни и прогулочного катера, и добродушного, с виду молодого, лет тридцати с небольшим, здоровяка со славянскими чертами лица, добровольца-энтузиаста касамостроения. Они, как показалось некоторым в толпе, вначале удивились друг другу, а затем обрадовались. Женщина взобралась на вершину баррикады, сорвала с себя голубую куртку и белый шарф. Стоя на ветру в голубых джинсах и белой кофточке, она размахивала шарфом и курткой. Пламенный революционер попросил высокого испанца прилечь на баррикаде у ног женщины, ракетного лектора с обрезком канализационной трубы, напоминающей заготовку для “касама”, встать ниже и правее, а сам с нескольких точек сделал фотографии, с довольным видом поглядывая на миниатюрный плоский экран цифрового фотоаппарата. “Эжен Б. Делакруа. Свобода, ведущая народ. Туда ему и дорога”, – бормотал он на незнакомом публике языке, который был принимаем ею за испанский. Личность в турецкой кожаной куртке, выглядевшая среднестатистическим нескольких еврейских комиков, держалась от толпы подальше, в позе этого джентльмена ощущалась настороженность, обе руки – в карманах куртки.
Несколькими часами позже эти пятеро с аппетитом обгладывали в самолете, совершавшем рейс по маршруту Париж - Тель-Авив, предложенные им на маленьких подносиках “чикенз”. На маленькие булочки можно было при желании уложить стружку масла из маленького пакета. Мужчины попросили для себя тоже маленькие бутылочки красного вина, а женщина пила апельсиновый сок. Закончить еду можно было маленьким пирожным и чашечкой кофе.
В это время подоспевшая полиция реквизировала на холме у Секре-Кер два готовых к употреблению “касама”. Сделать это ей удалось элегантно, без лишнего шума, так что сведения о ракетах не просочились в прессу и не сумели нанести ущерба туристической отрасли Острова Пингвинов. С меньшей элегантностью были разогнаны защитники баррикад в Сент-Антуанском предместье. Еще две недели они жгли автомобили в пригородах Парижа.
N++; РАЗУМ И СТРАСТЬ
Разум ведет к компромиссу, страсть ведет к победе, разум приближает старость, страсть – поражение. Страсть и разум вечно стучатся к нам в дверь и требуют выбора.
– Россия и Германия – это особая тема, но есть у нее и совершенно другой аспект, – говорит Б., – немецкие и русские евреи в Еврейском Государстве. Русский еврей (остн-юде классик) в представлении немецкого еврея – национальный позор. В лучшем случае – оборвыш, варвар и фантазер, в худшем – говно, из-за которого нас не уважают приличные дойчен. Немецкий еврей подозревает, что жизнь, в конечном счете, сколько ни пытайся привить ей порядок и смысл, сколько ни драй ее щеточками и скребками, покроется жирными пятнами рук остн-юден, устроится по прихотливой и нелепой фантазии варвара. У него с давних времен два любимых образа в сердце – дойчен как близкий образец и евреи Востока (не путать с остн-юден) как далекий сантимент самобытности. Но ведь на то он и еврей немецкий, чтобы наступать в порядке и отступать в порядке. Старая добрая... нет! Новая добрая дойче машинэ, заправившись бензином, едет прямо и держит дорогу так, что кажется – не дорога ведет машину, а машина поворачивает дорогу. Дорога, по которой катит дойче машинэ, ведет в прессу, университет и в систему правосудия. Там мы поставим наш добротный замок – Дойчюдебург.
Первый обратный взгляд остн-юден на дойч-юден мы находим в мемуарах нашего первого президента. Он был по профессии химик, и во впечатлениях его – налет его профессии. Дойч-юден кажутся ему просушенным концентратом, торфяным брикетом европейской культуры.
– Даже в том, что писал Герцль, меня задело обилие заискивающих интонаций, – подтвердил Я.
– А слышали вы о движении Гуш-Шалом (то есть Блок Мира), в основном состоявшем из бывших дойче профессорен? В годы перед Войной за Независимость они полагали, что не нужно нам Еврейского Государства, Палестина должна стать духовным очагом еврейского народа, в ней Соседи должны оставаться большинством, в своем, соседском государстве, иначе Соседи могут обидеться и вспыхнет Война.
– Так ведь вспыхнула же Война, – сказала Баронесса.
– Конечно, вспыхнула – сказал Я., – мир никогда не вспыхивает. В Еврейском Государстве уцелевших в Холокосте называли мылом. А в Германии в это время имел хождение анекдот. Что такое реабилитация евреев, спрашивал себя один остроумный немец (остроумных немцев надо ценить). Это – как из мыла сделать еврея, отвечал этот немец себе и другим немцам, не столь остроумным, но ценящим хорошую немецкую шутку. В факте хождения этого слова в Еврейском Государстве была обида. Их унизили, и они платили за унижение уже униженным. Унижение не имеет отношения к разуму. Обида за унижение – страсть чистой воды.