Выбрать главу

  Б. внимательно смотрит на приятеля. Он складывает два плюс два: А. недавно сделал ремонт в квартире. Он наверняка нанял левую бригаду и теперь терзается угрызениями совести, а еще больше – страхом попасться и угодить в рецидивисты. “Рецидивист А.-инька”, – порой ласково называет его теперь Б., при этом А. неизменно бледнеет.

О ЛЮБВИ

  “Сложные девушки”... Легче всего представить их сидящими вполоборота, с улыбкой, подразумевающей свободу. Они вполне могут сказать что-то такое, от чего их сокурсники почувствуют себя еще младше, еще неопытнее. Отчаянно молодые люди будут подстегивать свою незаурядность, но понапрасну, их подружки все равно будут казаться старшими сестрами, которые сейчас ласково потреплют им вихры и уйдут в мир зрелых мужчин. В их манере сидеть была искусственность, которую мы принимали и ценили.

  Когда Я. впервые встречает будущую Баронессу, она – первокурсница, на два года младше его, и он тут же начинает называть ее “зеленкой”, стараясь нарастить разрыв. Сидит она прямо, болтает ногами, край очень короткой юбки прижимает к стулу между коленками одной рукой, а иногда и двумя. Она, не смущаясь, молчит и внимательно слушает его, не улыбаясь. Она вообще мало улыбается, сразу начиная смеяться. И он старается вовсю, чтобы еще и еще раз услышать ее смех, ведь ее смех – это его признание.

  Ее одежда не имеет никакого отношения к моде. На ней короткая шубка и сапоги. Меховая шапка-шлем с меховыми шариками на длинных шнурках превращает ее совсем в школьницу. Она постоянно скользит на снегу, и после двух падений он уже не отпускает ее локоть. Он позже будет, возвращаясь к тем дням, высказывать ей насмешливые догадки по поводу причин этого странного скольжения, она же будет упорно обвинять гладкие подметки австрийских сапог, попавших на украинский снег. Австрийские сапоги, прежде чем были надеты на ее ноги, сделали крюк, придя в посылке из Еврейского Государства. Этот крюк не следует афишировать, объяснили ей родители. Но они ничего не сказали о марках на конвертах писем, приходивших оттуда же, и она однажды принесла их в школу, где кто-то о заграничных связях семьи прилежной и ответственной девочки, выбранной за эти качества комсоргом класса, тут же догадался. Впрочем, времена на коммунистическом календаре уже были вегетарианско-диетические. Престарелый вождь по складу своего характера не был зол и последние остатки коммунистической агрессивности выплескивал в стрельбе по кабанам. Никаких неприятностей не последовало, полномочия комсорга класса остались за будущей Баронессой Еврейского Государства. Еще несколько лет эти сапоги должны будут неизменно скользить на снегу, пока не будут заменены югославскими. Югославия, все знали, в те времена – ни нашим, ни вашим, и подметки у их сапог нескользкие.

  В темноте улиц он ловит иногда ее взгляды искоса снизу вверх. Для этого глаза открываются шире, получается это естественно. Техника намеренного кокетничанья (“в угол, на нос, на предмет”, – расскажет она ему позже о своих упражнениях перед зеркалом) ею освоена не была. Ей напели уже о нем что-то хорошее, ее бабушка утверждает, что он из “хорошей семьи”, и она сама прочла недавно книжку о знаменитом физике. Они спокойны, эти взгляды, в них нет ни осторожности, ни отчужденности. Он тогда еще не знает, что страсти и закравшиеся в мысли соблазны никогда не отражаются на ее лице. Видимо, сформированный ею на ответственной должности комсорга класса кодекс девичьей чести сковал навсегда лицевые мышцы, ответственные за передачу этих сигналов во внешний мир. Позже Я. научится распознавать эти движения ее души по охватывающей ее легкой замороженности. Зато ее легко смутить и рассмешить, и уж тут он уверенно жмет на педали.

  В провинциальном ресторане звучит музыка. Здесь, среди сигаретного дыма и подвыпивших офицеров, появляемся и мы, тогда еще совсем молодые. А с нами эти волшебные создания, которым предстоит стать настоящими женщинами, для чего они обменяют тайну своего удивительного строения на нашу жажду знаний о нем. Когда она сбрасывает ему на руки шубку, под ней оказывается широкий пояс, стягивающий талию, как корсет, все та же короткая юбка и обтягивающая кружевная блузка. Явно ненамеренная простота одежды дополняется короткой неизощренной стрижкой. Она не умеет растягивать ресторанную еду на весь вечер и съедает ее почти сразу, вина почти не пьет. Тут-то и подходит к столику первая жертва их будущего единства. Она долго смеется галантности, с которой он встретил ее несчастливого кавалера. И он начинает осознавать – что-то очень серьезное для них обоих происходит в этом ресторанном зале.