Год, ушедший на получение вызовов, оформление документов, распродажу имущества, наполнен изучением языка и истории. Они с удивлением обнаруживают, насколько неверны были их представления: Еврейское Государство – не результат чьей-то жалостливой подачки, а история упорства, граничащего с фанатизмом и безумием. Библия обращает их и к давней истории. Шаг за шагом Я. начинает казаться (а может быть, так и есть), что он получает сейчас то, чего ему всегда не хватало, – он, считавший свою историю от деда, ощущает, как длинные нити корней уходят вглубь на три с половиной тысячи лет.
Грозные большевистские комиссары уже давно превратились в их глазах в пигмеев, смешавших величие со страхом и подлостью, отравивших свое и чужое.
Я. больше не бросает бюллетеней в избирательные урны. Отклонять эту траекторию он больше не вправе.
Остается последний пункт сборов – объясниться с умирающим Веничкой Ерофеевым, по слухам, пославшим в журнал статью о крысах, покидающих тонущий корабль.
– Понимаешь, Веничка, у нас, кажется, действительно есть свой корабль. Правда. Без выебонов...
ПРОЩАНИЕ С ВЕНИЧКОЙ
“...приседать приседай, – сказал ты, – но зачем в ильича из нагана стрелять?” Как сородич Фанни, открою тебе секрет, Веничка. Так и быть. Тебе – открою. Она как раз присела, когда стреляла. Присела, потому что приспичило, а приспичило потому, что нервничала. Потому и не попала. То есть не совсем не попала, конечно. Она и не совсем присела, как выяснилось. Отсюда и брызги во все стороны.
– Отчего же не присела, отчего же брызги? – замотал головой Веничка от такого избытка деталей. – Объясни, в них, в деталях, – упоение жизнью что ли, ну да, упоение этой сучьей веревкой с петлей на конце.
– Открою, открою тебе – не каждый в Российской Империи способен парить в эмпиреях небесных, когда поднимается юбка в оборочках и оголяется и округляется на глазах чуть смуглая такая еврейская попка. Вот памятники великим русским писателям, загаженные голубями, так те, может, и продолжали бы смотреть равнодушно в пространство, в задумчивости скрестив руки на груди. А рабочий завода Михельсона, нет – не такой он мудила, чтобы в такой ситуации столбом стоять. Ведь и великий русский поэт Некрасов, по слухам, считал, что бабью сексапильность можно измерить количеством мужиков, желающих ущипнуть ее за задницу.
– Она что же, хорошенькой была?
– Да кто ж ее знает, и ведь сзади не видно, но с тех пор и обзаводились русские Мараты каждый своей еврейской попкой. Такая была русская пролетарская мода. Только Отец Народов не обзавелся – так ведь он и не русский. А от брачного союза русских Маратов и еврейских попок пошло новое племя. И они уж везде свои – то Россию за попку ущипнут, то в евреев понарошку прицелятся. А Фанни промахнулась, и не погиб ильич геройской смертью, “свинцом сраженный”, а умер от сифилиса, как последний пидор.