А здесь, в реальности, беда. Горе! Сегодня хоронят лучшего друга Рустама — Алексея. Бесшабашного, веселого, никогда не взрослеющего Волну, убитого безвестными отморозками.
С раннего детства дружила компания. Худощавый Алексей, с вечной улыбкой и «талантом влезать в неприятности». Скуластый Рустам — невысокий, задумчивый, излишне осторожный и склонный всегда доискиваться потаенных смыслов. Третий товарищ — умный, бездумно смелый и решительный, светловолосый Антип. Антип — ненастоящее имя, это прозвище, сокращение от «Анти-поэт»: парень с детства сочинял пошлые стишки, рифмуя то, что рифмовать бы ни стоило. Обожал пословицы, но никогда не мог запомнить их до конца, поэтому часто заканчивал, а зачастую и начинал фразы отсебятиной. Получалось глупо, но весело.
Детские приключения заводили друзей то на стройку, то в чащу далекого леса, то в холод и мрак непролазных болот. Из неприятностей выбирались сообща, невзгоды преодолевали легко, пока не пришло время повзрослеть…
Девяностые занесли Антипа в криминальную среду. В образованной им группировке, поэтично прозванной Роем, Рустам и Волна не прижились. Товарищи отдалились, видится стали редко. Прервалась и дружба Алексея с Рустамом — попытки семейной жизни на время разнесли по «ячейкам общества». Поиски домашнего счастья не увенчались успехом, и два тридцатипятилетних лба снова оказались во дворе на лавочке в компании пива и друг друга.
Позже и разбогатевший Антип стал находить минутки и спускаться во двор к друзьям детства. Снова смех, снова радостные воспоминания, снова сладкое ничегонеделание!
Удар отморозков разрушил все. Волна погиб. Глупая смерть, не имеющая объяснений, разорвала душевное трио. Антип напряг силы Роя для поиска подонков, но следов найти не удалось. «Беспредел!» — поставили диагноз «спецы», и розыски прекратились.
И вот, похороны… Антип на прощание не пришел. Не стал придумывать объяснений, просто заперся дома, выключил телефоны и залил горе убойной дозой коньяка.
Рустам в молчании брел за процессией. Плач родни болью отзывался в сердце, а монотонное отпевание обволакивало сознание пеленой. Несколько мгновений, и жирная глина образовала свежий холм, навсегда скрыв Волну от взглядов и надежд. Металлический крест легко вошел в почву, словно ставя точку во всей этой страшной истории.
Происходящее казалось Рустаму фальшью. Странные птицы пели странные песни, странные голоса верещали о горе… странные видения возникли на могиле, окончательно превращая реальность в бред! Блестящие буквы, вдруг, заплясали на могиле, складываясь в единственное слово, но никто ничего не замечал. Только Рустам видел символы, и сквозь слезы смог прочесть их. Нервы сдали, и парень убежал с кладбища.
— Полегчало, — вздохнул Волна, снова ощущая прилив радости.
— Отпели! — кивнул Макс.
— Итак, продолжим? Значит, есть четыре Мира: Олово, Медь, Серебро и Золото. Оловянный Мир — это первая жизнь, Медный — отсев, где должна решаться дальнейшая участь, только почему-то не особо решается. Серебро и Золото — высшие Миры, где еще лучше, чем здесь, но точно ты не знаешь, хотя и гид. Правильно?
— Из твоих уст звучит как-то по-дурацки.
— Я в чем-то ошибся?
— Во-первых, кроме Олова, Меди, Серебра и Золота есть еще место обитания Высших сил. Мы называем его «Олимпом».
— Там живет… Бог?
— Как тебе сказать…
— Дай-ка угадаю, об «Олимпе» ты знаешь еще меньше, чем о Золоте с Серебром. Так?
— Типа того, — передразнил Волну гид.
— Все с тобой понятно. Пошли на Площадь?
До калитки — выхода к ближайшей Площади — лежала мощеная дорожка, укутанная тенью дубов. Под аккомпанемент кузнечиков, под шуршание листвы и пение птиц, добрались до места, но то, что издали казалось калиткой, растаяло в воздухе. На ее месте оказалась другая преграда — высокое запотевшее стекло. Оно стояло на земле, ловко вписавшись в проем забора и уходило ввысь, теряясь в облаках. Алексей вопросительно оглянулся на гида.
— Это граница между частным и общественным, — ухмыльнулся Макс, — Здесь перестает действовать твоя воля — «кого хочу — пускаю, что хочу — делаю» — и начинает работать воля коллективная, общая, направленная на интерес большинства. Просто иди, как будто никакой преграды нет, — и толстяк первым прошел сквозь стекло.
Волна медлил. Прохлада стекла вызвала желание прикоснуться, ощутить свежесть, испытать некое земное чувство. «Оловянное» — поправил сам себя Алексей. Рука осторожно вытянулась вперед, но пальцы прошли преграду насквозь, не оставляя следа. Волна одернул кисть.