— А то, насколько я вас знаю…
— Ты меня знаешь? — тут он прищурился, — да что ты вообще обо мне знаешь? Ничего! Ты строишь свои догадки на основании сплетен.
— Только не говорите, что в них нет ни слова правды.
Гвен решила, что время волнений миновало и теперь она спокойно может заняться прерванным занятием. Девушка достала из коробки новую конфету и сунула в рот.
— Может быть, просветишь меня, что именно обо мне говорят соседи?
— Вы не знаете?
— Откуда мне знать! Они в моем присутствии находят другие темы.
— Хорошо, раз вы так просите, — Гвен пожала плечами, — они говорят, что вы развратник, повеса, пьяница и дебошир. Что у вас нет ничего святого и что вы совершенно не считаетесь ни с чьим мнением. У вас нет ума, чтобы следовать разумным советам, воспитанности, чтобы вести себя как следует и чувства меры, чтобы понять, как вы зарываетесь. Но главное, чего у вас нет — это совести и стыда. Это новость для вас?
Джек ошеломленно покрутил головой.
— Судя по всему, я просто чудовище.
Она фыркнула.
— Мною, наверное, пугают благовоспитанных девиц.
— О да. Для них вы — самое главное пугало в округе. Говорят примерно так: "Если ты не будешь вести себя как полагается, я выдам тебя за мистера Лестрейджа", — тут Гвен откровенно расхохоталась.
— Ты — чуткая и деликатная девушка, это я давно понял, — заключил Джек, — но давай вернемся к обсуждаемому вопросу. Тебе все ясно?
— Хотите повторить еще раз, чтобы я лучше запомнила?
— А ты хорошо запомнила? Сможешь повторить сама?
— Как "Отче наш".
— Главное, не корчи гримас. Сэр Роуэн может неправильно тебя понять.
— Полагаю, тогда он поймет меня совершенно правильно. Хорошо, я все поняла. Я должна строить из себя влюбленную супругу, называть вас по имени, прибавляя к нему что-нибудь сладенькое, улыбаться и соглашаться с каждым вашим словом. А также, помнить, что мисс Харгрейв появилась в этом доме совершенно случайно и всего один раз. А, еще не корчить гримас, не язвить, не ехидничать и не выставлять вас в невыгодном свете. Я ничего не упустила?
— Нет, — только и сказал Джек на этот монолог.
— Чудно, — Гвен встала и прихватила с собой свои вещи, — ну, если это все…
— Погоди. Ты ничего не напутаешь?
— Например, назову сэра Роуэна "дорогим и милым"?
— Ладно, все, — он махнул рукой.
— Прекрасно. Пойду потренируюсь.
Развернувшись, девушка отправилась к дому. На самом деле, она считала всю эту затею просто возмутительной. Даже если опустить тот факт, что обманывать нехорошо. Но это как раз было ей понятно, поскольку обман был выгоден не только самому Джеку, но и семейству Фербенксов. И в этом Джек был абсолютно прав. Если сэр Роуэн каким-то образом догадается, что Джек водит его за нос, то не видать ее отцу денег на уплату процентов как собственных ушей. Конечно, все это было понятно, но именно это и возмущало Гвен. Возмущало потому, что именно на нее свалилась ответственность и необходимость исправлять чужие ошибки. Ее отец, разумеется, не подумал, что своими словами может навредить сам себе. Тогда его это не волновало. Наверное, позднее он подумал как следует и понял, что зря так поступил. Но это уже было поздно.
Как уже было отмечено, Гвен очень не любила строить из себя невесть что. Главным образом, она не любила обманывать и не потому, что это было плохо. Нет, если у нее возникала необходимость покривить душой, она это делала и еще никто не догадался об этом. Но по чужому наущению она этого делать не могла. Поэтому девушка подозревала, что комедия в присутствии сэра Роуэна дастся ей нелегко. Особенно, если для этого придется говорить Джеку ласковые слова. Потому что у нее не было не малейшего желания так поступать. И еще потому, что Гвен в принципе никогда не употребляла этих слов. Они казались ей напыщенными и слащавыми. Да и кого ей было называть милым, любимым и дорогим, скажите на милость? Мужа у нее до сих пор не было, а подобные обращения к отцу не очень популярны. К тому же, Гвен никогда не отличалась повышенной ласковостью.
Настроение у девушки испортилось и она все оставшееся время до ужина провела сидя в кресле и бесцельно разглядывая комнату, хотя давно успела досконально изучить ее обстановку.
Проведя в таком положении больше двух часов, Гвен вышла из оцепенения и подумала, что приезд сэра Роуэна внесет не только изменения в ее лексикон, но и в кое-что еще. Для начала следовало подумать, в чем она будет присутствовать при этом судьбоносном визите. Как вообще должны одеваться любящие жены? Наверняка в этом нет никаких принципиальных отличий, иначе было бы забавно. Но в любом случае нужно одеться как-нибудь более нарядно, все-таки гость, пусть даже и опекун.
Так что, Гвен кликнула Мэри и объяснила ей, что именно от нее требуется. Горничная принялась за дело с энтузиазмом и за короткое время умудрилась разворошить весь гардероб, попеременно вытаскивая то одно, то другое платье и демонстрируя его хозяйке. А Гвен прикидывала, подходит оно ей или нет.
— Вам следует примерить то, что вы отобрали, мадам, — посоветовала ей Мэри.
Девушка кивнула, признавая правоту ее слов. Горничная была права, она наверняка знала, что происходит. Гвен еще не решила, нравится ей это или нет. Хотя с другой стороны, какая собственно разница!
Примерив одно из отобранных платьев, Гвен долго и задумчиво осматривала свое отражение в зеркале. Зеленый цвет всегда шел ей больше всего, но это платье было белым. Несмотря на это, данный наряд оказался не хуже зеленого, а в чем-то даже лучше. Так что, некоторое время Гвен напряженно размышляла, как же ей поступить.
— Вы прекрасно выглядите, мадам, — заметила Мэри, — чудесное платье и идет вам необычайно.
— Да, — признала девушка, — я это вижу. Вот что, Мэри, я выберу его и вот это зеленое с оборками.
— Я их выглажу, мадам, — пообещала Мэри, — а перед тем, как надеть, вы еще раз их примерите и выберите, что именно вам больше нравится.
Гвен кивнула, соглашаясь, что в предложении горничной есть здравое зерно.
Одним платьем ее туалет не исчерпывался и остальные мелочи заняли у них немало времени, на протяжение которого Гвен думала, что лучше всего ей подошла бы паранджа. Как у женщин востока. Какое все-таки разумное и мудрое решение! Пусть никто не увидит их небесной красоты, но зато есть возможность для фантазии, а главное, никто не увидит выражения твоего лица. Корчи какие угодно гримасы, никто и ухом не поведет. Жаль, что Европа не переняла этой моды.
К ужину Гвен немного опоздала, отвлеченная выбором туалета, но все равно пришла гораздо раньше, чем сам Джек. Он опоздал еще сильнее. Гвен уже перешла к десерту, когда он пришел.
Садясь на стул, спросил:
— Ну как? Ты подготовилась к приезду опекуна?
— Конечно, — согласилась Гвен, — весь день готовилась в поте лица и не покладая рук. А вы?
— Естественно, дорогая, — Джек рассмеялся, — кстати, как у меня получается?
— Восхитительно. Сэр Роуэн будет в восторге. Может быть, даже сорвете бурные аплодисменты.
— Надеюсь, ты помнишь, что в присутствии опекуна не следует демонстрировать своего остроумия?
— Я это давно уже запомнила. Но вы думаете, что от постоянного напоминания моя память станет лучше…
— Я просто спросил. Я беспокоюсь за сэра Роуэна. Если ты будешь разговаривать с ним так же, как и со мной, он сбежит раньше, чем успеет спросить про мисс Харгрейв.
— Тогда у вас отпадет необходимость выдумывать небылицы. А ваш опекун еще и пожалеет вас и повысит содержание.
— Если бы, — хмыкнул Джек, — я бы тогда и напрягаться не стал. Но ты все-таки следи за собой.
— Сэр Роуэн приедет проверять не меня, — отпарировала девушка, — он не мой опекун.
— Тогда ему сказочно повезло с этим, моя драгоценная, — отозвался он.
— Ему-то может и повезло. Вам — нет.
Джек тут же признал правоту ее слов. О везении в ближайшее время нужно было забыть.