— Поселок в трехстах километрах отсюда, — в отчаянии выпаливаю я. — Да и Мансур мне ничего не вернет! Он вор в законе, местный смотрящий, понимаешь? С такими, как он, шутки плохи!
— Мне плевать, это твои проблемы, — безразлично бросает Стас. — Если не вернешь кольцо, я передам это дело в руки доблестной полиции. Доказательства твоей виновности имеются. Ну так что, готова рискнуть свободой, Машенька?
От этого его «Машенька» за километр беспощадностью разит. Должно быть, именно так разговаривают со своими жертвами хладнокровные убийцы. Обманчиво ласково и чудовищно спокойно.
Ой-ей, вот это ситуация вырисовывается. Натуральный армагеддец, по-другому не скажешь. Кажется, пришло время для козырей, припасенных в рукаве. Без них мне, походу, не справиться.
— Знаешь, Стас, я думаю, не в твоих интересах рыть мне могилу, — собравшись с духом, заявляю я.
— Да что ты говоришь? — парень вскидывает брови. — И почему же?
— Потому что у меня тоже кое-что есть против тебя, — пытаясь вложить в свой голос как можно больше устрашающей убедительности, отвечаю я.
— Еще одни наручники? — саркастично уточняет он. — Извини, не напугала.
— А я еще не начинала тебя пугать, — многозначительно расширив глаза, запускаю руку в задний карман шортов, извлекаю оттуда телефон и, разблокировав его, подношу к лицу Стаса. — Полюбуйся-ка на это.
На экране — его фотографии в непотребном виде, сделанные в ту самую роковую ночь. Они у меня в галерее в избранном хранятся. Ну, чтобы под рукой всегда были.
Поначалу от увиденного лицо Толмацкого удивленно вытягивается, а пухлые губы складываются в обескураженное «о». Однако через пару секунд его шок внезапно испаряется. Парень берет себя в руки, закрывает рот, а потом и вовсе огорошивает меня совершенно равнодушным:
— И че?
— Ниче! — психую я, сбитая с толку его безэмоциональным ответом. — Если не заметил, ты тут без труселей вообще-то! Будешь до меня докапываться — выложу все в Интернет, понял?
— Пф… Выкладывай, — равнодушно пожимает плечами засранец. — Мне стесняться нечего, сама же видишь.
Вот это самомнение, видали? Того и гляди небосвод проткнет. Чем-чем, а комплексом неполноценности Толмацкий точно не страдает. Это ж надо быть таким самоуверенным, а!
От столь неожиданной реакции предполагаемой жертвы я впадаю в полнейший ступор. Я и подумать не могла, что мой план провалится с таким сокрушительным треском…
Рот распахивается в бесплодных попытках вымолвить хоть слово, а мозг словно оцепенел. Ни одной разумной ответной реплики не генерирует. На языке только «бе» да «ме» вертится.
Неужели Стасу действительно плевать на то, что его интимные фотки станут достоянием общественности? Или это просто умелый блеф, которым он маскирует истинные чувства? Лично мне на его месте было бы очень страшно… Но кто знает, может, у парней в голове все сильно иначе устроено? Мол, подумаешь, засветился без белья, с кем не бывает?
Глава 12. Не нужна мне твоя тощая натура.
Маша
Пока я зависаю в мучительном шоке от произошедшего, Толмацкий с кривой усмешкой на губах придвигается лицом к экрану мобильника, а потом и вовсе выхватывает его из моих рук.
— Эй, отдай! — взвизгиваю я, сетуя на заторможенность своих рефлексов.
Пробую отобрать телефон у наглеца, но попытки, увы, тщетны. Парень гораздо выше и сильнее, поэтому, чтобы удерживать меня на расстоянии, ему достаточно просто вытянуть руку и упереться ей в мое плечо. Так что, пока я пыхчу и брыкаюсь, отпихивая от себя его ладонь, Стас уже вовсю листает галерею, детально рассматривая многочисленные кадры своей бессознательной фотосессии.
— Офигеть, вот ты извращенка! — из его рта вырывается хриплый хохот. — Теперь я всерьез переживаю за свою честь!
— Бессмысленно переживать за то, чего нет, — рычу я, раздражаясь все больше и больше.
— Нет, а вдруг ты меня реально изнасиловала, пока я в отключке был? — ржет этот идиот, ловко уворачиваясь от моих нападок.
— Ой, сдался ты мне, козел безрогий! — в сердцах восклицаю я. — Ты меня вообще как парень не привлекаешь!
— Ну-ну. И именно поэтому ты хранишь мои снимки в избранном?
Стасу, кажется, очень весело, а вот мне совсем не до улыбок. Мое лицо из просто красного превращается в ядреный редис. Я прямо чувствую, как щеки, шея и даже лоб наливаются огненно-пунцовым жаром негодования. Еще секунда — и пар из ушей повалит. Как же меня бесит этот нахал!
— Иди нахрен! — выпаливаю я, окончательно потеряв самообладание.
— А, может, лучше ты на мой? — издевается Толмацкий. — Повторим, так сказать, по старой памяти?