Сделав вид, что окончательно выбился из сил, я остановился и развернулся лицом к приближающемуся врагу. Впрочем, не особо то и претворялся, и правда умаялся. Воздух со свистом вырывался из легких, обессиленно воткнув щит в песок, я устало облокотился на него. Обозленные недавним шоу выпускники приближались, разорвав строй. Вот ведь дурашки, им бы построиться в фалангу, да задавить меня обстоятельно и не торопясь. Но нет же, оставили тяжей далеко позади и растянулись по всему полю.
Местный Аттила, чуть замедлился. Я и сам недавно перед столкновением с тяжем перешел на легкий бег, подгоняя разбег. Так что обманчиво неторопливое приближение противника выглядело отнюдь не успокаивающе. Укороченное копье в руках аристократа смотрелось игрушечным, ну да, росту-то в дядьке за два десять. Умные глаза на породистом лице цепко следили за моими движениями. Двадцать метров, остальные велиты постепенно нагоняли, но не успеют. Я зачерпнул горсть песка и растер его между влажных от пота пальцев. Тьфу, липко и противно. И чего Максимус Деций Меридий, командующий северными армиями, генерал легиона Феликс, верный слуга истинного Императора Марка Аврелия в этом пафосном жесте находил? Пятнадцать метров. Вдох-выдох. Приятный холод в голове, привычная улыбка нашла место на губах. Два неторопливых шага в сторону, и в моих руках оказывается поднятый с земли дротик — вещественное последствие стартовой перестрелки велитов. Восемь метров, Аттила, глядя на меня, сбился с шага. Взгляд аристократа заметался, а руки перехватили короткое копье двуручным хватом. Отбить, что ли попытается? Наивный деревенский юноша. Хоть и благородный.
Теперь, главное, в голову не попасть, труп нам совсем не нужен. Дротик удобно лег в правую ладонь, как бы наискосок. Хват большим и указательным пальцами, чтобы средним осевое вращение придать, как и учил инструктор. Правая рука отведена назад на четыре пятых длины дротика. Короткий подшаг, резкий стопор левой ногой, поворот корпуса и финальное хлесткое движение кистью. Ух.
Будь на степняке кожаный доспех, его бы просто смело, переломав ребра. Эффектно, но бесполезно. Но велитам полагалась броня попроще, чтобы не мешало собственным броскам. Так что даже тупой наконечник учебного дротика глубоко ушел в брюшину аристократа, втащив туда и ошметки тряпичной брони. Энергии броска хватило, чтобы при этом еще и отбросить местного Аттилу на несколько шагов, опрокинув его под ноги приближающимся товарищам. Бедолагу скрутило в позу эмбриона, Странно заскулив, он закатил глаза. Изо рта хлынула кровь, но вроде жив. А теперь ходу.
Легкая передышка добавила сил, так что снова легко оторвался от вражеских велитов, без гоплона бежалось гораздо легче. Мне в спину полетело пару дротиков, без особого труда уклонился, сам метать больше и не пытался. Приближающийся строй щитов отжимал меня все дальше, и я уже заволновался, когда мечущаяся возле границы поля недалеко от лежащего Аттилы фигурка, наконец, замахала грязной тряпкой, и над ристалищем разлетелся спасительный звук горна. Отдышался, окунулся в привычный холод мыслей. Ну что же, все прошло неплохо.
Покинул ристалище подальше от обозленных выпускников, чтобы не вводить хмурых бойцов в соблазн. Инциденты нам ни к чему.
Глава 21. Койот
Дежурная смена VIII легиона несла свою вахту лениво и обстоятельно. Лениво, потому что тут тебе не боевой поход, вокруг раскинулись не пограничные леса, а вполне себе мирная Лойская Пехотная Академия. А обстоятельно, потому что разводящий офицер откровенного небрежения службой не потерпит. Это только на гражданке фраза "два наряда вне очереди" кажется забавной. В реальной службе отстоявших эти самые наряды обессиленных легионеров товарищи выносили с поста на руках. Еще более серьезное наказание — три наряда, гарантировало, в лучшем случае, попадание на магическое излечение. В худшем — в карцер, потеря сознания на посту согласно устава императорского легиона считалась достаточно серьезным преступлением. Так что злить дежурного офицера никто не собирался, часовые только слегка перетаптывались, пытаясь сбросить зябкость уходящей ночи, тихонько обсуждали впечатление от вчерашней Итоговой Битвы рекрутов, да позволяли себе редкие взгляды в сторону обители серорясников.
Незнакомый со службой наблюдатель мог бы восхититься подобной набожностью легионеров, но на самом деле причины такого внимания были вполне себе низменными. Величественное здание Единого Храма диковинным бутоном возвышалось среди неровного полотна остальных построек Академии. Первые лучики поднимающегося над горизонтом светила уже зацепились за его пологую крышу, отмеряя последнее лийсу до смены караулов.
Обычно брат Жером в своих чаяниях был настроен строго противоположно: если часовые поторапливали светило и всячески желали ему поскорее опускаться по стенам храма, то аколит Кома Благодарующего ворочался в деревянной келье и проклинал выгоняющие его из постели солнечные лучики.
Но сегодня священник встретил рассвет с отличным настроением. В последнее время он, вообще, частенько ловил у себя на губах несвойственную ему глупую улыбку. Понимающие ухмылки немногочисленной обслуги Храма не вызывали в душе священника никакого отклика. После принятия самого трудного в жизни решения Жером чувствовал себя расслабленно и спокойно, пусть эти клуши судачат и треплются сколько влезет.
Не спеша собираясь к завтраку, настоятель Единого Храма покрутил в голове ближайшие планы, в очередной раз укрепляясь в мысли об их правильности.
И ведь сколько времени потеряно зря, он ведь много лет назад почти к тому же самому пришел. Почему он в ослеплении гордыней не осознал этого еще тогда? Как бы сложилась его судьба, если бы еще в Дубравке он забыл про это ушхево первое посвящение и внимательнее присмотрелся к своей жизни.
Да, тогда у него не было единственной желанной женщины. Он одинаково энергично окучивал всех местных овдовевших баб. Ну, почти одинаково. Почему ему этого показалось недостаточно? Зачем в погоне за юношескими мечтами он полез в пожар своего тщеславия, делая несчастным и себя, и окружающих?
Ему бы тогда осесть в той деревне и наслаждаться спокойной старостью, купаясь в уважении и внимании всей общины. Но нет, когда вдовушки одна за другой нарожали байстрюков, священник, действуя по плану, еще раз порадовал старосту, организовав для детишек на своем подворье жилье и кормежку. Причем, на собственный кошт.
Еще несколько лет в Дубравке тогда пролетели достаточно спокойно. Деревня богатела, пришлось даже организовать ежегодную ярмарку, чтобы избавляться от излишков скота. Разрасталось и подворье священника. Несколько специально нанятых местных девок сбивались с ног, обстирывая толпу ребятишек и пытаясь их прокормить. Постепенно старшие из детей входили в рост, начинали помогать по хозяйству, и жизнь новоявленной коммуны вкатилась в стабильную колею.
Вместо спокойного умиротворения брат Жером тогда вдарился в мрачную тоску, тщательно присматриваясь к толпе детишек, он понял, что в чем-то ошибся. С учетом собственного Ком-Целитель-Заяц, он небезосновательно надеялся хотя бы в каждом пятом ребенке обнаружить магический дар. Но на самом деле, из трех десятков детей способности проявились только у четверых. Да и то, довольно слабые.