Когда московские «реформаторы на американской тяге», в конце концов, покинут сцену — а это так или иначе скоро произойдёт, — в наследство они оставят, помимо миллионов преждевременных смертей, «социальную проблему № 1» — всероссийскую бедность. На заре нового тысячелетия почти половина граждан России живёт за официальной чертой бедности (примерно 40 долларов в месяц) и ещё 25–30% не поднимаются выше этой черты. (Трагедия эта не только российская: в бывших советских республиках число людей, проживающих в бедности, возросло с 14 млн. в 1989 г. до 147 млн. в 1998 г., ещё до финансового кризиса){98}. Такое падение уровня жизни является беспрецедентным для мирного времени.
И это по сути единственный «переход», имевший место в посткоммунистической России. Да, бедность существовала и в Советской России, как не устают напоминать нам апологеты крестового похода, но никогда ещё в новейшее время это явление не носило такой масштабный, такой глубокий, такой отчаянный характер. И, что особенно важно с политической точки зрения, никогда оно не сопровождалось такой неприкрытой коррупцией во всех эшелонах власти и таким размахом нечестного обогащения. Эта катастрофическая реальность и есть сегодня главный контекст для правдивого журнализма, значимого научного анализа и человечной политики — неважно, русских или американских.
Но хотя авторитетные отчёты один за другим живописуют масштабы российского обнищания и его чудовищные последствия для населения, американские чиновники, учёные и наблюдатели до сих пор либо не видят этого явления, либо не хотят видеть{99}. Когда в конце 90-х гг. надежда на «ельцинские реформы» в Америке начала трещать по швам, причиной тому стали отнюдь не страдания русского народа, а кремлёвский дефолт в отношении западных кредитов и сообщения в прессе об отмывании российскими олигархами и чиновниками своих миллионов в американских банках.
В большинстве стенаний на тему «Кто потерял, или проиграл Россию?» речь шла вовсе не о 100 млн. россиян, лишившихся нормальной жизни, а лишь об утраченных американцами инвестициях, займах и репутациях{100}.
Но если американцы безразличны к судьбе нищающего российского большинства, то этого нельзя сказать об их отношении к российским олигархам, «приватизировавшим» богатейшие государственные ресурсы и нажившим на них миллионные состояния. Даже бывший главный экономист Всемирного банка почти убеждён, что экономическое возрождение России невозможно без частичной возвратной национализации, особенно жизненно важных национальных ресурсов. Но когда в середине 2000 г. Путин начал наступление на олигархов за передел собственности, уход от налогов и нелегальный вывоз капитала за рубеж (75% опрошенных россиян одобрили эту политику Путина), «Washington Post» и «Wall Street Journal» строго указали ему на невозможность «возвращения к приватизационным сделкам» и нецелесообразность «противостояния» с олигархами{101}. Редакторы американских газет и потенциальные инвесторы всегда ратовали за «господство закона» в России, но в этом случае они фактически выступили за полный иммунитет для крупнейших клептократов XX века.
В самом деле, начиная с середины 2000 г., американские журналисты, инвесторы и даже некоторые учёные старались оправдать и обелить «во многом несправедливо оклеветанных» клептократов. Для многих честных российских граждан, действительно преданных демократии, «олигархи олицетворяют неправовой, криминальный характер ельцинского режима». Однако в наиболее влиятельных американских газетах их даже в кавычках уже не называют «олигархами», а на чистом американском языке именуют «магнатами»{102} и «ведущими российскими бизнесменами»{103}.
Возьмём Бориса Березовского, возможно, самого отъявленного российского клептократа, о котором даже Джордж Сорос, бывший когда-то его доверенным лицом в США, говорил, что тот способен на убийство. В сентябре и октябре 2000 г. «New York Times» и «Washington Post» предоставили Березовскому свои престижные первые страницы, на которых он изобразил себя жертвой режима, политическим диссидентом уровня Сахарова и был представлен редакцией просто как «русский промышленник», занимавший «несколько постов в правительстве Ельцина». Принстонскии историк придал веса этой версии. По его мнению, неверно понятый Березовский на самом деле является «специалистом по информации», человеком «острого ума и… замечательной коммуникабельности», достойным называться «гением» в США{104}. Естественно, в отношении миллионов российских бедняков мы не найдём такого сочувствия. Им остается молчать и следовать за подобными «гениями».