Всё вышесказанное приводит к выводу, что никакой новой революции в России не произошло, несмотря на всю «модность» темы. И если мы зададим более актуальный вопрос: о перспективах дальнейших реформ в рамках этой системы, вновь встанет проблема, которую не сумел одолеть Горбачёв и которая одолела его, — как на деле осуществлять маркетизацию и демократизацию системы, в которой значительная часть местного чиновничества, превратившегося за десятилетия в замкнутую касту политических, экономических и военных властителей, противостоит населению в целом? Я думаю, сделать это можно, но не просто и не скоро.
Здесь мы подходим к более сущностному вопросу. Был ли коммунизм (или советизм) действительно чем-то чуждым и навязанным России сверху, как настаивают сегодня многие западные и российские комментаторы? Если да, то мы вправе надеяться на быстрый скачок из прошлого. И мы можем поверить Ельцину, когда он говорит, что он президент «другой страны». Но если советский коммунизм в значительной (и значимой) степени вырос из российских авторитарных традиций и явился их логическим продолжением, — а я склонен думать, что это так — мы должны иметь в виду другую перспективу. Какие бы изменения в сторону модернизации и вестернизации с годами ни произошли, Россия не сумеет выпрыгнуть из своей кожи и уж точно не сумеет влезть в нашу.
Сомнения у меня вызывает и другое распространённое в прессе убеждение — о том, что Советский Союз был последним в своём роде. Да, Союз политически распался. Все пятнадцать бывших союзных республик объявили себя независимыми государствами. Некоторые из них добились дипломатического признания, другие делают шаги к созданию собственных армий и валют. Но и здесь мы вынуждены учитывать традиции и факторы, которые могут способствовать созданию нового союза из нескольких или даже большинства бывших республик.
Представьте себе, что эти «юнионистские» факторы — это как сети, опутывающие всю страну. Главная среди них, конечно, экономическая сеть, включая ЕЭС. Подавляющее большинство национальных промышленных предприятий не способно работать без связи со смежными предприятиями из других республик. Это также единая военная сеть. Несмотря на все претензии к военной собственности, советская армия продолжает нести службу в большинстве бывших республик и находится, в основном, под московским командованием. И, наконец, это человеческая сеть: 75 миллионов бывших советских граждан, живущих за пределами своей этнической территории, в том числе 25 миллионов русских; миллионы межэтнических браков; миллионы людей, говорящих только по-русски, не будучи русскими, и миллионы русских, живущих за пределами России и не говорящих ни на одном другом языке. Неудивительно, что на недавнем референдуме в марте 1991 г. почти 77% населения проголосовало за сохранение Советского Союза.
Сегодня эти связующие нити, похоже, менее важны, чем националистическая политика новопровозглашённых государств, но попробуем забежать вперед. Большинство националистических лидеров — это бывшие коммунисты, вовлечённые в политическую борьбу у себя дома. Если их обращение в национализм не является ни полным, ни искренним, то как долго и продуктивно они смогут разыгрывать националистическую карту на пространстве, где веками доминировала Россия — и своими размерами, и своим влиянием? Ельцин, между тем, настойчиво заявляет, что имперский «Центр» перестал существовать вместе с советским правительством. Но Россия, или Москва, была центром Советского Союза. И советские министерства, правда, переименованные Ельциным в российские, продолжают существовать. Некоторые из них подверглись сокращению, другие — объединению, включая ведомства госбезопасности. Более того, русский национализм, сильнейший идеологический фактор сегодняшней московской жизни, явно не склонен сбрасывать со счетов 25 миллионов компатриотов, живущих за пределами России, или уступать без боя бывшую экономическую и военную собственность СССР, как это мы видим в дискуссии о вооружённых силах Украины.
Я не хочу сказать, что новый Советский Союз обязательно возникнет, я только утверждаю, что и в этой области больше хороших вопросов, чем ответов. И один из них — был ли прав Горбачёв, настойчиво считавший, что маркетизация и демократизация имели больше шансов на осуществление в реформированном Советском Союзе, нежели без Союза?