Что касается соперничества на международной арене, то Россия, очевидно, будет стремиться к хорошим отношениям с западными державами. Но достаточно ли этого, чтобы удовлетворить идеологические ожидания Америки? По мере того, как в условиях прекращения глобальной холодной войны будут усиливаться расхождения между США и их западноевропейскими союзниками, перед Россией откроются большие дипломатические и экономические возможности. Она может найти на своём собственном континенте более близких друзей и лучших партнеров, чем США.
Символизм следующего факта также заслуживает внимания: Ельцин не счел возможным поехать в сентябре в прозападную Японию, хотя этот визит давно готовился, но зато объявил о намерении посетить в декабре соседний Китай — последнюю великую коммунистическую державу.
Ни одна из этих «неамериканских» тенденций в российской внутренней и внешней политике не ведёт к возобновлению холодной войны, которая была продуктом в основном исчезнувших исторических факторов. Но они означают, что советско-американские отношения, основанные на «дружбе и партнёрстве», на одинаковых национальных ценностях и интересах, — это новый миф и в высшей степени невероятная перспектива.
Какова же альтернатива? Многое, как и раньше, зависит от наших собственных восприятий и реакций, и здесь тоже таится большая опасность. Дело в том, что Россия мыслится сегодня американскими политиками и политологами почти исключительно в миссионерском контексте, основанном на предположении, что Соединённые Штаты могут и должны помочь превратить это принципиально иное общество в слепок с американской системы. При всём разнообразии будущих перспектив России, американизация явно не входит в их число. Недавние российские события были обусловлены не столько чьей-то злой политической волей, непониманием законов рынка и демократии или губительным влиянием сторонников «жёсткого курса», сколько глубоко укорененными традициями и сложившимися обстоятельствами. Одна из этих традиций — вера в особую судьбу России — уже привела к протесту против основанной на помощи Запада ельцинской экономической политики и её болезненных последствий, а также против многочисленных западных «советников», наводнивших Россию.
Какова же будет реакция наших политиков и тех, кто формирует у нас общественное мнение, когда русская реальность опровергнет (а это неизбежно произойдёт очень скоро) распространённые сейчас мифы об американском посткоммунистическом друге и партнере? Если миссионерская политика продолжится, нетрудно предсказать обратную реакцию: в лучшем случае это будет реакция цинизма и безразличия к российским бедам, в худшем — чувство предательства и возрождения установок холодной войны. В любом случае первой жертвой этой реакции станут перспективы существенного уменьшения американских военных расходов, тот «дивиденд мира», который мы получили после «холодной войны».
Необходимой альтернативой является тот откровенный и основанный на здравом смысле разговор, которого так не хватало в президентской кампании. Реформирующаяся и стабильная Россия, живущая в мире со своими соседями, — это важнейший интерес Америки, но такая Россия может найти свой путь, исходя только из своих собственных, а не наших традиций и возможностей. Такое реформирование не нуждается в нашем политическом менторстве, но требует нашей финансовой поддержки. И если США не примут этого первого принципа посткоммунистической политики, то за холодной войной, вполне вероятно, наступит очень холодный мир.
«Nation», 23 ноября 1992 г.
P.S.
Я не собираюсь брать патент на авторство термина «холодный мир» и даже не уверен, что я был первым, кто употребил его в данном контексте, но он впоследствии стал часто мелькать в американской и российской прессе и, что примечательно, — даже прозвучал в заявлении президента Бориса Ельцина. (Моя статья была опубликована в Москве, на русском языке и под тем же заголовком) 5 декабря 1994 г., протестуя против планов администрации Клинтона по расширению НАТО на восток, Ельцин предупредил об опасности сползания Европы в «холодный мир»{148}. (Не могу сказать, что я испытываю удовольствие от того, что выражение впоследствии употреблялось столь часто и порой не к месту).