— В Отрадном всегда были башни, однажды все три увезли пираты. У них тогда перемирие было, с ЗемМарией тоже, ни хрона не боялись, все на остров заявились, и волки, и мустанги, и драконы. Правда, разграбили только Отрадное, Мирное и Быково не тронули. Башни все три, всё металлическое, колокола звонницы бронзовые и те увезли. Бак водокачки оставили¸ в ржавчине заготконтора не принимает. Стенки резервуара истончились от коррозии, потому-то вы и продырявили из пулемёта. А башни новые, из запасного комплекта, что в Мирном хранились и были переданы возрождённому колхозу «Отрадный», вы — марпехи: прикололись арабы — пожгли огнебалистами. Вот только нафиг, бойцы в окопах сидели, — ответил прапорщик. — Закусите грушей.
Выдохнув в сторону, я выпил кисель.
— Этот не горчит, — похвалил, утирая рукавом губы. К закуске не притронулся.
— Пираты, — тоже выпив, продолжил Лебедько, — прилетели на воздушных шарах, сутки над куполом висели. Пили, ширялись, песни горланили. Пришлось башни демонтировать и вытащить в проход. Башни — «силосные», каркас из трубы стальной, обшивка дюралевая, в Огайо на металлолом сдают. Деактивировать на время «миску» поостереглись: пираты могли и не сдержать слова оставаться в корзинах.
— А вы, где были, Вооружённые Силы Пруссии?
— Так в то время в полку на Марсе. На Земле, бежали взводом из-под ареста, на Бабешку прибыли уже на пепелище, в деревне уже без башен обосновались. Крестьянствовали помаленьку, а поступили на службу Пруссии, полевым лагерем стали у котлована, что на полпути от Отрадного к Быково. Служили, пока вас сюда не принесло. Упокой, Господи, душу Бати, Хрон в печень виновным в его погибели. Слава воинам по нелепости павшим. И успокоение на небесах безвинным крестьянским душам. Выпьем не чокаясь.
Одной рукой Лебедько крестился, другой разливал из жбана по кружкам кисель.
— Грушу не помыл, хотя бы обтёр.
— Так ведь не из земли, из песка выкопана, в каком ни жучков, ни червячков. Вам, капитан Вальтер, предлагают выгодную сделку: кроме башен — семена, удобрения и мотыги. А в исподнем одном останемся… что ж, и дяди вашего вэдэвэшники пахали здесь только в матросских тельняшках, трусах да гюйсах, сам полковник в кальсонах председательствовал. Ему за бушлаты только семена и мотыги дали, а вам — семена, мотыги и удобрения с башнями! В зиму бойцов в зипуны оденем, что остались от Батиного взвода. Сообщить мирнянам, что согласны мы?
— Кисель даже сладковат. С сахаром? — спросил я, заглянув в жбанок и понюхав со дна.
— Сахар не пахнет, — поставил прапорщик на стол второй жбан наполненный киселём до краёв горла и поджёг зажигалкой вершок. — Больше возьмём семян ржи, укропа, петрушки, подсолнечника и свёклы. Свёклу на сахарный сироп пустим, подставляйте кружку. На сиропе кисель крепче и гореть будет не голубым, красным пламенем. А пахнуть — «тройным». Помните, в Хрон, когда сухой закон ввели, этим одеколоном торговали в парикмахерских и бильярдных. Тогда вы юношей и, должно быть, курсантом офицерского училища были. Что сообщить мирнянам?
— Наливай, — согласился я.
Башни хранились в ящиках из пластиковой гофры, две были обычными типовыми хранилищами для силоса, а вот третья оказалась сюрпризом не только для нас, но и для самих мирнян. Сразу и не признали «отвод» — узел из двух труб, используемый в прокладке газоперегонных магистралей. Я взять согласился. Из катаной стали трубы эти — надёжное место для ротного сейфа, в котором хранились штандарт, документы, печать, спецназовские ножи и «свечи» (респираторные спецфильтры). Боялся я, мирнянские пацаны сопрут.
Не доставало, как оказалось, ратушной башни с часами, она же звонница. Смущённые, соседи поделились колоколами.
Отвод установить я приказал не в кругу фундамента от сгоревшей ратуши, а между казармой и столовой, задействовать под командный пункт и — прапорщик Лебедько настоял — звонницу. Целые дни я проводил на КП. Сидел напротив оконца — прорези десять на тридцать сантиметров, на проделку которого два лазерных клинка спецназовского ножа угробили.