– Ничего никому не трогать, – продолжала горланить преобразившаяся клиентка, – никому не двигаться. Нарконадзор!
Первое, что мне пришло в голову, это вопрос, почему она выражается во множественном числе. Ведь нас в помещении двое, значит, обращение идёт в мой адрес: не будет же женщина сама себе приказывать ничего не трогать и не двигаться; разве что во время невроза или в критические дни. Кроме этого, я и без её команд ничего не собиралась трогать и никуда не пыталась двигаться, с трудом соображая, что вообще произошло. Слон в посудной лавке, и тот способен на большую сообразительность. Хотя, по логике вещей, какое мне дело до синтаксической значимости речи сотрудника ГСНН, если она при исполнении. А вот исполнение-то произошло в отношении меня. Значит, до чего и нужно было сразу додуматься, так это почему она во второй раз орёт «нарконадзор».
Потом, в результате множественных домыслов и фактов, выяснилось, что как ФСБ не занимается розыском злостных алиментщиков, так и ГСНН не занимается ни взятками чиновников, ни аферами с недвижимостью. Последнюю контору интересует лишь всё связанное с определённой категорией веществ. Я же ошибочно почувствовала, что погорела на взятке или вымогательстве, которых не совершала. Но у нас в стране, как известно, виновным возможно попросту назначить. В общем, пока я осознавала, насколько реально всё происходящее, в помещение ворвались ещё несколько человек.
– Отцепить входы и выходы, – упорно продолжая гипнотизировать моё лицо своей блестящей железякой, почти прижимая её к переносице, недавняя клиентка принялась раздавать команды, – выставить посты под окном и у вентиляционной шахты.
Ворвавшиеся мужчины, типичные мужики-работяги и по некоторым первичным признакам и по части гардероба (всё, естественно, достаточно убого – в одном и том же на работе и вне: издержки конспирации, или, возможно, экономия жёнам на шубы), повиновались приказу. Одна их группа, все с однотипным выражением лиц, кинулась к входам-выходам, другая, схожая внешне с первой – в направлении окон и шахт. Оставшиеся, эмоционально совершенно идентичные предыдущим, блокировали, как прояснилось потом, места возможных вещественных доказательств. Улик – моё впоследствии большое удивление – оказалось предостаточно.
– Приглашайте криминалиста! – с апофеозом в голосе, почти что «приведите Вия», скомандовала лжеклиентка.
Тут шум оперативных действий приутих, и в лёгкой дымке проёма двери, на фоне слегка слепящих лучей коридорного света, возникла фигура человека. Сначала появился смутный затемнённый образ, только потом проступили конкретные черты. Мужчина лет сорока, лысоватый, с уже знакомым выражением на лице, придавливая ботинком одной ноги бесцеремонный скрип подошвы, застенчиво направился к столику. Подойдя к последнему, он исподлобья взглянул на меня и хитро, по-кошачьи, улыбнулся: загнанная в угол белая мышь, я, попросту не зная, как поступать, никак не среагировала. Конечно, если бы в воздухе завеяло свадьбой, я заплясала б и запрыгала, а тут – никакого подобного настроения.
Если у кого настроение и присутствовало, так это у криминалиста: он, едва скрывая упоение от психологического доминирования, положил на столешницу чемоданчик. Потом – в глазах полный балдёж от своей профессиональной эрудиции – открыл крышку. Под ней оказалось множество мне непонятных, но по всему архиважных вещиц, уложенных каждая на своём месте и закрепленных резинками. Поведя ладонями, будто развёл чары над колдовским варевом (или наоборот навёл: что там обычно у них, у криминалистов на уме), он перевёл взгляд на мою, чёрт её дери, коварную клиентку:
– Приступаем!?
Та согласно кивнула головой. Тогда он, сопровождая движения улыбкой, принявшей черты блаженности, отдал команду другим лицам общего выражения: действовать. Радостное виляние хвоста, те кинулись потрошить тумбочки, ящики, шкафчики. И даже мусорную корзинку: слизь, кровь, плевки – противно, но как же иначе, если приказано действовать.
Коль на шее ошейник, а на ошейнике поводок, срываться с него никак нельзя, иначе придётся без всякого приказа рыскать в жизни опять же по мусоркам, но без всяких там выслуг, заслуг и блестящих штучек на груди. Поэтому, следуя долгу службы, кому-то приходится копаться и в отбросах.