Быть может, когда-то страсть к самосовершенствованию раздвинет горизонты разума и у нас в стране. Я даже представляю, как лет через триста, а то и через пятьсот, страна преобразуется. Полицейские, если к тому просвещённому времени в них останется нужда, будут поражать воображение инопланетной выправкой и звёздной приветливостью. Медики, чьи кабинеты оборудованием станут напоминать сверкающие огнями орбитальные модули, примутся настолько самозабвенно вслушиваться в дыхание пациентов, будто захотят различить в них хрипотцу далёких галактик. Учителя же, используя вселенские достижения, создадут учебники, без особого труда дающие возможность освоить знания космического масштаба. Короче, высокий профессионализм в те светлые времена станет нормой, и даже заурядный сыщик, пристально взглянув в глаза напротив, тут же раскроет все совершённые их хозяином преступления. Это в идеале.
Но нынче о подобных вещах приходится лишь мечтать. Полисмены порой напоминают охламонов как несуразностью спецодежды, так и скудостью мышления. Представители не престижного у нас врачевания – не редкость – до сих пор лечат, что называется, на глазок. Учителям не до престижа, этим иногда попросту не на что жить. Отсюда редкость мыслительных взлётов в почти всех этих отраслях. И только окружённый аурой романтизма следователь, дабы выслужиться, иногда проявляет недюжинные литературные, а то и артистические способности.
– Не волнуйтесь, – доброжелательно успокаивала меня оперативница Тимохина, подвигая к себе клавиатуру, – ничего страшного не произошло. Успокойтесь и рассказывайте все по порядку.
Она, судя по слабым гримасам сильно вытянутого лица, должна была и собиралась произвести дознание по горячим следам, и, придерживаясь заранее утверждённого плана, выбрала тактику доброго полицейского. Враг – а для меня в этот момент представители закона являлись именно врагами – любит маскироваться под друга, потому что в таком образе легче войти в унисон с доверием. Я, всё ещё плохо соображающая, поддалась на эту уловку. Поддалась, но не настолько, чтобы выложить всю подноготную своих, никак не связанных с наркооборотом делишек.
Почему «делишек»? Да потому, что настоящие дела творились как раз за окнами заведения, называющегося отделом по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. В многоэтажном недостроенном здании, что высилось в нескольких десятках метрах от кабинета, где меня собирались допросить, постоянно тёрлись наркоманы, токсикоманы и просто алкаши. Его темные подвалы напоминали ночные автотрассы, где для дурманящего зелья всегда был зелёный свет. Тимохина как-то сунулась туда одна, но получила сотрясение мозга, что в итоге оборвало её карьерный рост на этапе лейтенантского звания. Да и само здание являло пример большого дела: местный делец недавно скупил его у государства за копейки и, подлатав, уже вовсю организовывал обратную продажу, но теперь за бешеные деньги. Не в одиночку же он это делал.
Так что мои «выдающиеся» подвиги выглядели весьма странно на фоне «скромных» событий за окном. Вот при подобных обстоятельствах и возникает необходимость в тех самых литературно-артистических способностях, с помощью которых делишки превращаются в дела, а дела – в делишки. В чём, в чём, а в этом наши службы правопорядка поднаторели. И Тимохина не была исключением.
– Чем честнее, тем лучше для вас, – как кошка мышонку, продолжала напевать она, – ваше сотрудничество вам же и зачтётся.
«Значит, сучка, по чесноку хочешь, – стараясь выровнять ход своих мыслей, я постепенно стала приходить в себя, – хрена ты лысого дождёшься, а не сотрудничества».
Самообладание, дело, конечно хорошее, но плюс к нему логика совсем бы не помешала. Это стало понятно, когда начался непосредственно допрос. Не сталкивавшейся ранее с подобными мероприятиями, мне было неведомо, что по закону можно вообще отказаться что-либо говорить без адвоката. Это незнание пусть не фатально, но несколько осложнило моё относительно незавидное положение. Почему относительное? А потому, что иногда, например, допросы производятся с пристрастием. Меня же не только не били, а даже и не грубили. Правда, за спиной, в поле зрения краешка глаза, всё время похаживал один полудурок (полных дураков в полицию не берут). Наверное, какой-нибудь младший оперуполномоченный, если есть такой ранг. Ведь были же в царской армии подпоручики. Так вот, этот «подпоручик» похаживал туда-сюда и постукивал по свое ладошке битой: явно хотел произвести на меня нужное воздействие. Мол, колись падла, а то по хребту отхватишь. Лучше бы по башке Листикову постучал: за то, что именно он, как потом стало ясно, всю кашу и заварил.