– Какой ещё Фикс? – недовольно поморщился Листиков.
– Тот, что надо! – не вдаваясь в разъяснения, я взяла его под локоть и легонько подтолкнула вправо, если смотреть от меня, или влево, если от него, – идёмте, господин подполковник!
Когда мы вошли в зал, Филя, по всему, обнаружил сбой в игре инструмента и сосредоточенно принялся подтягивать и ослаблять струны. Насколько я знаю, он иногда делал это перед выступлениями, как и весь эстрадный мир делает. Мелочь конечно, а сколько шарма; антураж, как же без этого.
В общем, мы стали пробираться к столикам и тут меня будто пробило несильным, но пронизывающим разрядом электрического тока: мой восторженный взгляд случайно столкнулась с другим, наполненным ненавистью взглядом. Хозяйка последнего молодая, но с кожей землистого оттенка, женщина, находилась в несколько затенённом углу, отчего её глаза как бы светились. Свет этот явно излучал злобу, и без сомнения в мою сторону.
«Она увидела во мне соперницу, – догадалась я и, несколько смутившись, направилась к своему месту.
Стул Листикова находился совсем в другой части зала, поэтому, с топорной галантностью проводив даму – то бишь меня, он двинулся к себе. Тут Фикс, как и положено, объявил «вещь» Марка Болана «Bang A Gong» После вступительного проигрыша, от которого я уже завелась, зал наполнился бесподобными по красоте звуками. Я тут же забыла обо всём вокруг – о своём друге Сержо-Тороццы, о незнакомой ревнительнице, и даже о напористом офицере нарконадзора.
Как потом оказалось, понапрасну.
Единственное, что доставило массу впечатлений от времени, проведённого в непривычном для меня обществе, было выступление Фикса. За последней его песней – на этот раз что-то новое – будто наступила зловещая бесконечность. Как неизведанная пустота за последним видимым столбом частокола, уходящего в туман.
Злые ассоциации возникли в моём воображении оттого, что полицейские в своём большинстве оказались недовольны выступлением – они тут же принялись просить исполнить какую-то муть из шансона. Кто что – про эскадрон, про спецназ, и даже про тюрьму. В общем, они хотели бардовскую песню, чтобы можно было подпевать. Что ж, каждому своё. Мне же слушать «Владимирский централ» совсем не хотелось – ни с подпевкой, ни без неё. И, растолкав трезвеющего Сержа, я направилась с ним восвояси.
7.
Я думаю, трудно не согласиться с утверждением, что жизнь летит чертовски быстро. Если ты не испытываешь физическую боль, не сидишь в заключении и не тянешь руку со ступенек паперти, то от ужасов восприятия скорости спасает как минимум отсутствие свиста в ушах. Время само по себе действует бесшумно – берёт, так сказать, тихой сапой.
«Кажется, ещё на днях шли с Сержем с банкета, – рассуждала я, стоя у окна в перерыве между операциями и без эмоций созерцая редкие, но крупные тополиные снежинки, – был майский теплый вечер, а сейчас уже далеко не весна».
Серёга тогда набрался как скотина, и выручило такси, иначе пришлось бы тащить его на себе. Потом я какое-то время его не видела – по части женского пола парень он не обязательный, но это и не важно. В отношениях без обязательств нет места обидам – такой подход настолько удобен, что в последнее я возвела это в статус принципиальности. Тем более что подобное поведение не противоречит природе – в большинстве случаев самка пересекается с самцом только в период, отведённый творцом. Но последний наделил одно из своих творений не только инстинктом, но чувственностью и разумом. Так что некоторые из творений – я, в данном случае – решают для себя сами, какую линию поведения выбирать.
В общем, с кем хочу, сколько хочу и когда хочу. Кому-то покажется это вызывающим, но, в конце концов, я не паучиха «чёрная вдова»: не кусаюсь и никого не убиваю. Что касается разбитых сердец, так ещё раз повторяю: прежде всего, никаких обязательств.
К счастью, мои далеко немногочисленные пассии имеют рассудительный склад ума, да и моя загруженность работой оставляет ничтожно мало времени на «с кем, сколько и когда». Так что на деле паучихе совсем не до пауков: не погибнуть бы самой в паутине трудов своих праведных, пусть и наделённых налётом корыстности.
Не поработаешь – не заработаешь. Сколько вкалывать и что при этом заработать, это уже другое дело, но принцип прямой трудово-рыбной пропорциональности (без труда не выловишь рыбку из пруда) никто не отменял. А так как другого стимула к работе, чем её материальный эквивалент, я не признаю, то и к золотому тельцу отношусь где-то с почтением. И стесняться мне здесь нечего, так как чем больше и лучше я работаю, тем громче звенит падающая в мою ладонь монета. Оттого-то и приходится загружать себя дежурствами, подработками, консультациями, удовлетворяясь хронометрической скупостью судьбы, безразличной к промежуткам, именуемым « личная жизнь».