Глория отклеивается от меня, но, понятное дело, это временно и она будет продолжать слежку за мной. Ух, милая Глория – настоящий партизан!
Я, однако, интеллигентной походкой, которая так нравится дамам, направляюсь прямо к Антигоне. Старый В. Кюветт задыхается, как списанный паровоз на подъеме (черт, куда подевались все мои метафоры?).
– Отдохните, господин профессор, – говорю я вкрадчиво, – иначе ваша коробочка с эмфиземой рискует вылиться в резервуар с астмой.
И я похищаю у него партнершу одним ловким движением. Профессор смотрит нам вслед, отдуваясь.
– Ну наконец! – вздыхает Антигона. Ах, как приятно слышать такой нежный вздох! Оркестр меняет пластинку – начинает наигрывать самбу. Такой танец мог бы произвести фурор в маленьком кафе на Монмартре – люди бы с ума сошли! Называется просто: «Танцуй самбу!» Начинается с ля-ля, ля-ля и кончается примерно тем же, что в принципе разрешено цензурой.
– Послушайте, моя милая Антигона, – стараюсь я пропеть в ритме танца, – расскажите мне о своей мачехе...
Она делает такую паузу, будто фильм оборвался. Удивление читается на ее лице так же четко, как название фильма на фронтоне «Колизея».
– Странный вопрос! – выдавливает из себя дорогое во всех отношениях дитя.
– У меня впечатление, будто вы ее совсем не любите! Я прав?
– Действительно, – соглашается она. – Но, думаю, все дети, чей отец женится вторым браком на женщине почти их возраста, испытывают подобную неприязнь, не так ли?
– Покушение на вашего брата, случившееся только что, произвело на вас сильное впечатление?
Она робко бросает взгляд на меня, и тут ее несет.
– Да! Она виновата во всем! Но как предупредить отца? Он от нее без ума. Поскольку она боялась ехать сюда, он дошел до того, что. оплатил ее личных телохранителей, чтоб те не отходили от нее ни на шаг.
На этот раз единственный и любимый сын своей матери Фелиции перестает танцевать.
– Телохранителей? – вскрикиваю я. Бог мой, ну конечно же! Примерно в том же духе восклицает комиссар Коломбо в знаменитом сериале об интеллектуальных возможностях полиции, когда считает, что очередная серия и так достаточно затянулась и пора объявить о развязке.
Ведь Экзема позвала на помощь своих качков, дав им понять, что я ей угрожаю! Ах, бедные ребята!
– Они говорят по-французски?
– Кто?
– Ну эти телохранители?
Антигона прыскает со смеху.
– Да нет же! Они курды.
Надо срочно сообщить новость Глории. Вот у нее вытянется лицо, когда она узнает, что замочила честных людей.
Мы продолжаем отплясывать самбу. Никогда еще не присутствовал на подобных вечерах! Монархов – битком! Все такие манерные, кланяются, делают реверансы, стучат ножкой. И одновременно танцуют. А между танцами идут смотреть, как кто-то умирает. Потрясающе! Античный мир! Рим времен Цезарей!
– Мы можем увидеться во Франции? – спрашивает меня Антигона.
– С превеликой радостью, милая девочка.
Когда мы в темпе проходим за колонной, я решаю воспользоваться случаем и клею ей поцелуй в стиле экспрессо, как кофе, горячий! Она краснеет, но не манерничает и не сопротивляется. Воспитанная девочка. Несмотря на огромные деньги, она очень мила.
Все имеет свой конец, даже самба. Наш танец, как я вам говорил выше, заканчивается на двух ля-ля, ля-ля.
Музыканты хотят устроить себе небольшой перекур, но в это время происходит новое событие. Толстяк выходит на середину зала и, привлекая к себе внимание, хлопает в ладоши, так что стекла дрожат. Я немного обеспокоен, как бы Берю опять чего не выкинул.
– Короли и королевы, заместители королев и принцы, президенты и президентши, – атакует он с ходу. – С целью немного разнообразить меню и не обращая внимания на знаки господина профессора В. Кюветта, воображающего, будто он в автобусе и хочет выйти на остановке по требованию, я вам сейчас оглашу одну новость. Присутствующая здесь мадам Ла Кавале, с которой я только что имел честь общаться, нашла красивым мой голос в тембре баритон-бас с субтитрами и решила спеть со мной дуэтом, то есть я и она. Совершенно случайно она также знает мою любимую песню, я бы сказал, гимн о каторжниках. Так вот, она их знает на ихнем, итальянском, но на это наплевать, поскольку, как известно, ноты как свисток паровоза – интернациональны! Если вы не против пения в принципе, мы вам тут сейчас сбацаем быстренько, как на газу. Прошу вас всех вместе подтягивать куплет, значит, хором. Я вам покажу где! Если не знаете слова, тогда можете петь тра-ля-ля, но музыкально, ясно?
С некоторым недоверием, но тем не менее охотно, ради разнообразия, гости соглашаются. Папаша Окакис даже провозглашает такую мысль вполне достойной. Он отдает распоряжение подтащить рояль в центр зала. Несчастный вдовец – он еще ни о чем не знает! Я вижу, как он глазами ищет свою супругу. Возможно, он думает, что она пошла проверить состояние Гомера. Ух, что начнется, когда обнаружат сразу три трупа, – все начнет бурлить, как в кастрюле, можете поверить мне на слово! Придется вызывать полицию с дубинками, чтобы погасить панику. А когда коронованные гости узнают, что остров отрезан напрочь от остального мира, тут – о-ля-ля! – придется подносить к их августейшим носам нашатырь, дабы очухались. Но пока все чинно благородно.