— Ну что, приятель, ищем подругу жизни?
Берю!
Он облапил контральтную диву Ла Кавале, которая изо всех сил старается подобрать живот и в качестве компенсации и противовеса выпятить бюст, будто девочка на выданье.
Я незаметно киваю, но Толстяк подает мне знак, чтобы я приблизился.
— Смотри, какую симпатичную девицу я подцепил, а? — говорит он прямо в присутствии певицы.
— Он очарррование, аморрре, восторррг! — испускает она раскаты в тональности си-бемоль.
— Дело ин зе шляпа! — произносит Толстяк, облизываясь, как кот на ветчину.
Вы заметили” он изъясняется на языке Шекспира, чтобы дама не поняла. Ла Кавале, бегло говорящая по-английски, похоже, действительно не просекла лингвистические изыски Толстяка.
— Мы встретились в буфете, — говорит он мечтательно, — оба прилично выпили и закусили, а в конце концов так понравились друг другу, что я рискнул пригласить ее на тур вальса. Я, конечно, не великий танцор, но сплясать вальсок — тут, брат, не могу устоять! Как начинают играть что-нибудь в три такта, так ноги ходуном и ходят, автоматически!
Парень, видно, бредит — до того влюблен, клянусь!
— Мадам итальянка, как ты знаешь, — продолжает Толстяк, не обращая внимания на свою пассию, — а значит, у нее темперамент выше крыши. Мы просто созданы друг для друга, чтобы поладить!
Я оставляю их, пусть себе ладят, и иду к Экземе.
— Разрешите пригласить вас на танец, мадам?
Мадам оборачивается, и приклеенную улыбку будто стирают ластиком.
Экзема явно не в себе, плывет. Она вдруг до конца осознает ситуацию. Я стою перед ней, здоровый, невредимый и розовый, в то время как она ожидала, что я лежу где-нибудь в мусорном бачке. Это сильно потрясает воображение — ее можно понять, бедняжку!
— Пожалуйста, мадам, — спешит дать согласие светлый князь, с трудом удерживая во рту расшалившуюся челюсть.
И вот Экзема в моих объятиях. Мы медленно вальсируем. Нам так же хорошо, как будто мы вдвоем дегустируем сильно переперченное блюдо.
Естественно, мне нужно с умом использовать представившуюся возможность выудить из Экземы максимум информации, но одновременно обойти молчанием вмешательство моей дорогой невесты.
— В следующий раз, когда направите ко мне свой черный эскадрон, милая моя, посылайте человек двенадцать, чтобы более или менее уравнять силы.
Она молчит. И напрягает всю свою энергию, чтобы выдавить улыбку. Но я чувствую ее тигриные когти, впившиеся через шелк смокинга мне в спину.
— Не надо рвать костюм, мадам, за него заплатили двести тысяч, шепчу я ей нежно в ушко. — В наши дни трудно найти мастерицу, умеющую хорошо штопать.
Мы делаем круг по залу, слившись в танце, как совсем недавно сливались в любовных утехах. (А, каков стиль? Как я сочно выражаю мысли! Где Гонкуровская премия, наконец?) — Мне необходимо поставить вас в известность об одной проблеме, дорогая Экзема: в настоящий момент в вашей комнате находятся два трупа. Мне кажется, Окакис может поднять большой скандал, даже если вы ему начнете клясться на Библии, что господа скончались от скарлатины.
— Ну и что? — заносчиво говорит она.
— А то, любовь моя: если вы не станете отвечать на мои вопросы, я спровоцирую большие семейные разборки с продолжением.
— И что вы хотите узнать?
У этой дамы исключительное хладнокровие, доложу я вам. Железные нервы, самообладание и все необходимые аксессуары.
— Что было в ящиках, спрятанных на дне? Не знаю почему, но этот вопрос очень теребит мне мозговые извилины!
— Я не в курсе!
— Если вы будете так вести себя и дальше, то наши отношения быстро зайдут в тупик, счастье мое!
Она зло таращит глаза.
— Я же вам сказала: мне ничего не известно об истории с ящиками!
Вальс заканчивается. Поскольку мы оказываемся рядом с буфетом, инстинкт суфлирует мне, что пора промочить горло. Я предлагаю Экземе последовать моему примеру, но она отклоняет предложение.
— Напрасно! — говорю я, мило улыбаясь. — Чувствуйте себя как дома, мне кажется, вы очень напряжены!
Дружеская рука Берю со всей силой обрушивается на мое плечо.
— Я смотрю, ты тоже нашел родственную душу? — замечает он.
— Ты даже не представляешь, как прав, Толстяк! — Затем, понизив тон, я добавляю:
— Но только прошу тебя, не усни на своей коровушке с могучим суперсопрано! Будь внимателен, Толстяк, события могут начаться с минуты на минуту!
— Опять?
— Да! Как сказал бы Робер Франсуа Дамиен, пытавшийся с помощью перочинного ножа напомнить Людовику XV о его королевских обязанностях и за это четвертованный на Гревской площади, день не задался с самого утра!
Берю тяжело вздыхает:
— Думаю, ты прав на все сто по поводу дня! Особенно если учесть, что мы приехали только сегодня утром! — Тут он вдруг толкает меня локтем:
— Смотри-ка, твоя золотая рыбка, кажется, собралась уплыть в открытое море.
И точно: используя момент моего краткого обмена мнениями по поводу текущих событий с Берю, Экзема быстро огибает стол и направляется к открытому окну. Я бросаюсь на перехват.
— Эй, дорогая! — кричу я вслед. — Вы что, на поезд опаздываете?
Экзема оборачивается. Затем снова принимается бежать по направлению к парапету террасы. Она, конечно, быстрая как лань, но удрать от мальчика, способного пробежать сотку за одиннадцать секунд, да еще с мешком камней на спине, — для этого нужно долго массировать себе суставы леопардовым маслом. Я быстро настигаю ее и хватаю за развевающийся тонкий шарф, прикрывающий плечи.