“Жанчик”, при своей любви ко всему русскому, был не прочь на время от этого “русского” избавиться. Поэтому он согласно махнул ручонкой, как бы благословляя девиц на акт омовения.
- Этот варварский место, фу! - Жана от упоминания баньки аж передёрнуло. - Брызгать воду на камень, потом хлестать веник! Жуть! - под рюшками явственно проявился озноб.
Лена представила совместный, то есть русско-французский поход в баню со всеми вытекающими последствиями. В её сознании вытекающим последствием являлся как раз Жан, он выползал из предбанника на корячках, его белое тельце покрывали мокрые листья берёз. В этом разрезе Лене подумалось о том, что попавшему в условия среднерусской равнины французу следует непременно адаптироваться к среде. Иначе до четверга он не доживёт.
Банька представляла из себя бревенчатое сооружение на заднем дворе. Сруб был скрыт от посторонних глаз домом, что, в общем-то, объяснялось просто: помывка - штука интимная, не фиг туда глазеть!
Клава схватила деревянный тазик, зачерпнула им из кадушки и поставила на скамью. Затем она потянулась к Лене с явным намерением исправить то, что натворила.
- Я лучше сама! - с чрезмерной поспешностью произнесла Лена.
Клава в ответ пожала плечами и, отвернув голову в сторону, уселась на скамью. Обиделась! Самое лучшее в такой ситуации - комплимент. К тому же, надо как-то налаживать отношения.
- Вообще-то мне нравится, - Лена решила поступиться честностью, что, конечно, её не красило, но для дела казалось вещью полезной, - особенно трактовка теней, - было заметно, что Клава ожила. - Есть в этом какая-то новизна, я бы даже сказала вычурность!
- Вот и я ему говорю, - Клава придвинулась к Лене вплотную, - надо ж как-то всё развивать! Искать эту, как её... Контрацепцию.
- Концепцию, - поправила Лена девицу, едва не прыснув.
- Неважно, - отмахнулась от неё Клава, - а он заладил одно: традиции да традиции. И ничего слушать не хочет, - тут она вздохнула, - в общем, тиран!
- Он - это Жан? - решила уточнить Лена.
- Кто ж ещё? - Клава вздохнула. - Верёвки из меня вьёт.
Лена представила, как хлипкий французик вьёт верёвки из крепко скроенной Клавы, видение не сложилось. Скорее всего, дела обстояли совсем наоборот.
- Слушай, - оторвалась от тазика Лена, - а как он тут оказался-то? Командировочный, что ли?
Клаве явно был незнаком такой термин как “командировочный”, но виду она старалась не подавать.
- Сама я его нашла! - сообщила она. - Пошла в лес за грибами, возвращаюсь - а он сидит, аккурат возле околицы. Махонький такой, беззащитный и чего-то лопочет. Прислушалась - не по-нашему, и одежонка на нём странная.
Как только рассказ Клавы дошёл до околицы, Лена перестала плескаться и вся обратилась в слух, уж очень похожим было появление Жана на их с Самохиным, во всяком случае, место было то же самое - околица.
Если опустить некоторые детали, которыми изобиловало повествование Клавы, то получался следующий сюжет. Неизвестный в ответ на законный Клавин вопрос “чего он тут делает?” на ломаном русском ответил, что потерялся. Бормотал про какую-то тётку, которая “есть страшная ведьма”, и что это она упекла его сюда. В общем, как любой пребывающий не в себе человек, нёс всякую ахинею. Пожалев убогого, Клава приютила его у себя. Во-первых, она не могла пройти мимо чужой беды, во-вторых, подобрать бесхозного мужичонку никогда не вредно. Вдруг на что-нибудь, да и сгодится!
Погоревав с недельку, незнакомец стал отходить. Ныть о своей участи перестал и начал присматриваться к обстановке. Краснея, опустив глазоньки в пол, Клава четно призналась, что он присмотрелся к ней быстро, после чего как-то сразу воспрянул духом и стал обследовать хозяйство на предмет пригодности к жизни.
Больше всего его интересовали швейные и вязальные принадлежности. Оказалось, что этот тщедушный человечек имеет склонность к рукоделию. Он нашил себе разных диковинных одежонок, которыми несколько шокировал местное население, потому как всякие рюши и кружева с трудом вписывались в простой деревенский быт.
Клава представила Жана односельчанам как заграничного гражданина, который проезжая мимо Перестукина, случайно увидел её, Клаву, и не в силах справиться с произведённым на него впечатлением, воспылал чувством, после чего решил бросить всё к чёрту и остаться тут навсегда.
Деревенские поцокали языками, покачали головами, кто-то даже покрутил у виска, но Жана признали. К тому же у того проявился талант - он наводил на лицах сельчанок такой марафет, от которого те млели, а мужики выражали эмоции плевками в пол и смачными фразами.