Видимо, её сомнения каким-то образом отпечатались у неё на лице, потому что Клава поспешила с уточнениями:
- Кого хошь нарисует, хоть в оранжерею выставляй!
- Галерею, - машинально поправила Лена.
Вот оно что! Так залётный французик, значит, ещё и художник! А вообще-то, молодец Клава, мигом нашла выход.
- Пошли! - Лена кивнула в сторону двери, и они направилась к дому.
Глава 5
В избе царила идиллия. На табурете, жуя внушительную морковку, восседал Самохин, линзы его очков блистали тусклыми отсветами. Перед ним расположился Жан с мольбертом, вернее, с приспособлением, похожим на мольберт. Грубо сколоченная конструкция едва держалась на колченогих брусках, но примитивизм приспособления Жана не смущал, поскольку он был целиком погружен в процесс. Глядя на него, можно было подумать, что тут рождается целый шедевр.
Жан то совершал кистью жадные мазки, то отходил от своего творения на шаг и оценивающим взглядом окидывал рисунок, после чего снова набрасывался на холст. В общем, в салоне царила творческая атмосфера.
Лена подивилась Самохинской выдержке, он стоически переносил все муки неподвижного сидения на месте. Наверное, из-за того, что его впервые пригласили в качестве натурщика, а, может, и из-за морковки, которую он с хрустом употреблял прямо в себя.
- Жанчик! - голос у Клавы был грубый, но слово “Жанчик” она произносила с нежностью.
Тот, не отрываясь от дела, махнул в сторону девушек кистью, мол, не могу - чрезвычайно занят!
- А мы вот тут подумали, - не обращая внимания на его жест, продолжила Клава, - нам бы намалевать кой-чего надо.
Жан обиделся и скривил лицо так, будто обнаружил в круасане муху.
- Какой есть большой невежество! - взвизгнул он. - Так говорить про искусство!
Лене подумалось, что злить женщину можно только в двух случаях. Первый - ради скандала, второй - если требуется бюллетень. И хотя ни под один из этих пунктов замечание Жана не подпадало, он всё равно рисковал быть неправильно понятым. И не без оснований.
Клава, надо отдать ей должное, не стала опускаться до семейных сцен, она даже не сделала Жану замечания, а, подойдя непосредственно к месту таинства, повернула мольберт к себе, не забыв лёгким жестом руки отодвинуть Жана на безопасное расстояние.
Рисунок стал достоянием всех, кто находился в избе - на измятом холсте красовался Самохин, только в несколько непривычном виде. Всякие авангардисты-передвижники просто свихнулись бы от зависти, потому что до такого примитивизма до сих пор не додумался ещё ни один из них.
Внутрь яйцевидного круга мазнёй мастера были вписаны два кольца, по всей видимости, изображавших линзы Самохина. Их разделяла палочка-нос, под которой с изумительной простотой был нафигачен прочерк-рот. Всё это изящество держалось на одном единственном стержне, который по замыслу Жана был призван олицетворять остального Самохина. И хотя сходство портрета с оригиналом казалось условным, некие общие черты в них, безусловно, присутствовали.
Лене не то, чтобы не понравилось творение, просто её немного шокировала вольная трактовка Самохинской внешности. С другой стороны она понимала, что люди творческие обладают тонкой душевной организацией, и чтобы эту самую организацию не нарушать, следует им немножечко польстить, пусть даже это и идёт вразрез с разными принципами. В общем, она решила к формуле “художника обидеть может всякий” подойти с максимальной деликатностью, и этого самого художника или, как правильно выразилась Клава, “мазилу”, не забижать.
- А в этом что-то есть! - с энтузиазмом реставратора, пролившего борщ на шедевр, проговорила она. - Чувствуется новизна и, не побоюсь этого слова... - тут она запнулась, - простота.
Жан с подозрением посмотрел на Лену, видимо чувствовал, что в её словах есть подвох. Но потом вера в собственную неповторимость пересилила недоверие, и он расплылся в довольной улыбке.
- Приятно, - промурлыкал он, - встретить тот, кто понимает в живопись! А разный клеветник, - испачканный краской пальчик ткнулся в сторону Клавы, - пусть злопыхает, мне есть на это...
Неизвестно, чем бы закончился этот творческий диспут, если бы Жан успел вставить то слово, каким он хотел закончить свою мысль. К счастью, сделать это ему не удалось, Клава дослушивать его домыслы не собиралась.
- Жанчик, - её ласковый бас просто умилял, - ты ту ведьму намалевать сможешь?
Клава, как истинная женщина, не преминула сделать акцент на обидном термине, Жан сморщился, но предложение избранницы ввергло его в задумчивость.