Лицо Эффи Мамфорд наливается алой краской, руки тоже краснеют и сами сжимаются в кулаки. В голове свербит мысль: она без труда получила бы первый приз, если бы сделала хоть что-то взамен неудавшегося эксперимента с кроликом. От этой мысли ей хочется плакать — и вовсе не потому, что ей жалко убитого кролика, и не потому, что все вечно над ней издеваются, и не из-за ее совершенно кошмарных очков, перемотанных скотчем. Просто ей очень обидно, что она, Эффи Мамфорд, могла бы сделать в тысячу раз лучше их всех вместе взятых, но не сделала ничего. Мелкие жгучие слезы текут по щекам. Она вновь допустила, в который раз, чтобы ее обыграла посредственность, и при одной только мысли об этом — об очевидной победе серости и заурядности без единого проблеска вдохновения — ей хочется рвать и метать. Обида и ярость требуют выхода. Эффи пинает стенд с жалкой поделкой Паркер, и все это убожество падает на пол. Эффи, глотая слезы, выбегает из зала.
Двадцать пять
Мальчик-детектив неожиданно осознает, что профессор фон Голум, его заклятый враг на всю жизнь, сидит прямо напротив него в автобусе, по дороге с работы домой в тот вечер. Самочувствие у профессора явно неважное — может быть, дело в неправильном медикаментозном лечении или в старческой немощи, но профессор отрывисто дышит и сердито жмет на большую желтую кнопку «Остановка по требованию». Водитель автобуса не реагирует. Кнопка, скорее всего, не работает.
— Профессор? — говорит Билли тихонько, тревожно осматривается и вдруг понимает, что в автобусе нет никого, кроме них двоих. — Может быть, вам нужна помощь, профессор?
— Мы настоятельно требуем, чтобы этот автобус довез нас прямо до Готэмского городского банка. В… — профессор фон Голум делает судорожный вдох. Воздух со свистом проходит сквозь тонкие ноздри, похожие на черные прорези в костяном черепе. — …целости и сохранности.
— Мы? Но здесь, кроме нас, больше никого нет, — говорит Билли.
— Мы, Готэмская артель, настоятельно требуем. И мы требуем, чтобы тебя должным образом наказали за твои дерзкие речи и распускание соплей.
— Но артели уже давно нет, профессор, — мальчик-детектив грустно качает головой. — Все артельщики умерли.
— Все умерли?
— Все, кроме вас, сэр.
— Слепой Чет, взломщик сейфов?
— Да.
— Вальдо, самый тяжелый человек на Земле?
— Да.
— Пит, мальчик с резиновым лицом? Что, и Пит тоже?
— Да, сэр. И Пит тоже умер.
— О Господи! Куда мы едем? — Профессор нервно оглядывается, потом тянется через проход и хватает мальчика-детектива за руку. — Мне просто хотелось бы знать, куда я должен приехать?
Мальчик-детектив молчит.
Профессор фон Голум садится рядышком с Билли. Вернее, почти рушится на сидение и поникает в полном упадке сил.
— Даже не знаю, зачем у меня эта штука. — Он передает Билли крошечную серебряную лабораторную пробирку, на этикетке которой черным по белому написано: «КИСЛОТА».
Билли берет пробирку и читает записку, зажатую в другой руке профессора:
сегодня
пойти в магазин
купить кислоты
убить мальчика-детектива
Мальчик-детектив крепко сжимает в руке пробирку и хмурится, глядя в пол.
Двадцать шесть
Повестка дня на Конклаве зла выглядит следующим образом:
09:00–09:30: Приветственный завтрак для всех участников. Кофе с рогаликами и прочей сдобой
09:30–10:30: Групповые семинары по темам:
• Криминальная деятельность как профессия: долгосрочные инвестиции в будущее
• Похищение детей: больше хлопот, чем выгоды?
• Высококачественная взрывчатка из бытовых химикатов
10:30–11:30: Тематическая презентация: Век психопатов
11:30–12:00: Дискуссионный клуб: Надо ли надевать маску?
12:00–13:00: Обед
13:00–14:00: Выборы членов правления и прочих должностных лиц
14:00–15:00: Выступление специально приглашенного гостя: сенатор Джоун Кли (Техас)
15:00–16:00: Заключительный доклад: «Наши злобные архитектурные планы»
В отеле «Готэм» на маленькой сцене в зале Ван Бурена Пустотник читает доклад. Его папа с мамой никогда не назвали бы так свое чадо, но, если по правде, Пустотник — это все-таки лучше, чем имя, которое дали ему родители. Он стоит в своей белой маске, черном костюме и галстуке. Одежда создает видимость, что над нею действительно есть некое призрачное лицо, парящее в воздухе над деревянной кафедрой. Пустотник стоит неподвижно, не жестикулирует, не взмахивает руками. Неотрывно глядит в свои записи и механически произносит слова, одно за другим, при полном отсутствии всякого харизматичного воодушевления. Он не самый хороший оратор: его голос, высокий и слабый, не зажигает аудиторию. Ему страшно поднять глаза. Он боится смотреть на слушателей.