- Именно меня? – уточняет Шерлок.
- Просто ты рядом, поэтому тебя, - объясняет Джон и, наконец, просит: - Не доставай меня сегодня. Это плохой день. Я не смогу сдержаться.
- Ладно, ладно, - соглашается Шерлок, отступая на несколько шагов, а потом интересуется: - Как на счет того, чтобы прогуляться в парке?
- Ты, блядь, не слышал, что я сказал? – рявкает Джон. – Просто. Оставь. Меня. В покое.
Последние слова он произносит четко и раздельно, а кулаки сжимаются и разжимаются в бессилии и злобе. Шерлок некоторое время изучает его, а потом неожиданно сгребает в охапку, прижимая к себе. Джон начинает биться в его руках, стараясь выбраться из плена, сопротивляясь и руками, и ногами, и даже головой, но Шерлок держит крепко и только что-то ласковое бормочет в мечущуюся короткостриженную макушку. Джон постепенно затихает, словно опадает, плечи поникают, а руки повисают вдоль тела, как плети. Шерлок еще некоторое время держит его, а затем отпускает и тихо произносит:
- Одевайся, мы идем в парк.
Джон не знает почему, но слушается его. Боль не исчезает, она словно заслоняется заботой и вниманием Шерлока. Джон чувствует, как ярость внутри усмиряется и засыпает, и это, пожалуй, хорошо.
Они действительно идут в ближайший парк, где гуляют по пожухлым газонами и лужам, под холодным ветром и моросящим дождем. Джон подставляет свое лицо каплям дождя и радуется, что лицо мгновенно становится мокрым – так он может скрывать от Шерлока глупые слезы. Шерлок отворачивается, благородно не замечая, как Джон плачет, и за это Джон ему благодарен. Они не говорят друг другу ни слова, просто идут рядом, сталкиваясь руками и плечами, и постоянное движение вперед наконец-то успокаивает Джона. Они проходят весь парк и попадают на улицы Лондона. Идти вдвоем, сквозь толпу праздношатающихся под дождем идиотов также хорошо, как по пустому парку. И Джон готов так идти с Шерлоком вечно. Они покупают в кафе хот-доги и едят на ходу, а затем продолжают идти вперед, не задумываясь над маршрутом. Ноги гудят, мышцы приятно ноют, а руки и носы замерзли до посинения, но они продолжают идти. Джон приходит в себя, когда видит на одном из домов электронные часы, показывающие без четверти шесть. Он вздыхает и ловит такси. Шерлок ни о чем не спрашивает, просто сидит рядом и иногда касается своими пальцами запястья Джона. Эти прикосновения успокаивают. Когда такси останавливается около дома, Джон отдает Шерлоку ключи и тихо произносит:
- Я буду поздно.
Прежде чем выйти из машины, Шерлок долго и с сомнением смотрит на Джона, а затем кивает каким-то своим внутренним мыслям и открывает дверь. Джон провожает его взглядом, и лишь убедившись, что Шерлок вошел в подъезд, называет таксисту адрес паба, где его ждут ребята. Всю дорогу Джон думает о том, что пережил этот день. Пережил с помощью Шерлока. Джон благодарен ему за это. Более чем благодарен. В паб он приезжает с опозданием.
Майк Стемфорд, Робби, Пол и Дин уже сидят за дальним столиком. Перед ними стоит череда пустых стаканов, бутылка бренди, пиво, орешки и еще какая-то бестолковая закуска. Они переглядываются, когда видят идущего к ним Джона, молча пожимают ему руку, перекидываются ничего не значащими фразами. Прислоненная к бутылке бренди, черно-белая фотография Эндрю смотрится инородно в этом хаосе алкогольно-закусочного однообразия. Джон невесомо проводит пальцем по матовой поверхности фотоснимка, с которого Эндрю улыбается самой своей лучше беззаботной и доброй улыбкой. Комок горечи подкатывает к горлу, и Джон опрокидывает в себя первую порцию бренди.
- За Эндрю, - говорит Майк, следуя примеру Джона.
- За Эндрю, - нестройно подхватывают остальные.
Некоторое время они сидят молча, не глядя друг на друга, вяло жуют орешки и гоняют по столу пустые стаканы. Приходит уставшая официантка и забирает ненужную посуду. Пол заказывает воды, Робби просит чипсов. Джон молча выпивает еще одну порцию обжигающей жидкости, но его все никак не отпускает. Боль в груди подняла голову и теперь рвет душу когтями. Джон вспоминает такой же дождливый и хмурый день миллион лет назад, и от этого узнавания становится совсем хреново.
- Как ты? – Дин сжимает руку Джона. – Джон, как ты?
Джон силится улыбнуться, но вместо этого губы раздвигаются в дикую гримасу боли и страха.
- Я плохо, Дин, плохо, - признается он хрипло и беспомощно оглядывает друзей.
Пол сочувственно хлопает Джона по плечу, Майк понимающе молчит, Робби наполняет Джону третий стакан.
- За Эндрю!..
Они сидят в пабе до закрытия, пьют бренди, заливают его пивом и ничего не говорят. Иногда выходят покурить и проветриться, и тогда позволяют себе обменяться несколькими ничего не значащими фразами о настоящем, но все равно мысли возвращаются к Эндрю. Его любили все, и потому каждый переживает гибель друга как личную потерю. Джон не одинок в своем горе, но он одинок в чувстве вины. И эта вина накрывает его беспросветной болью и тяжестью. Никто из собравшихся не упрекает Джона, но все они знают о его вине, и от этого лучше не становится. Алкоголь не может заглушить боль утраты и вину за содеянное, и потому Джон вливает в себя стакан за стаканом в надежде достичь хотя бы просто милосердного забвения. Этого не случается. Раньше отключается Робби, которому ребята вызывают такси и отправляют домой. Дальше наступает череда прощаний и ничего не значащих обещаний иногда звонить. Пол и Дин уходят вместе. Джон думает, что они пойдут сейчас в клуб или еще куда-то, чтобы продолжить напиваться. Майк спешит домой к жене, Джон машет ему рукой, пока его такси не уезжает. Когда Джон остается один у закрывшегося паба, то некоторое время размышляет, а не пойти ли куда-нибудь еще – он недостаточно нетрезв, чтобы не думать, но все же Джон решает отправиться домой – мысль о том, что его ждет Шерлок, свербит где-то на заднем плане и не дает пуститься во все тяжкие. Джон ловит такси по дороге домой, и добирается без происшествий. Его не тошнит, не штормит и даже не качает, он вполне трезв, чтобы подняться до своего этажа самостоятельно, однако перед дверью прислоняется спиной к стене и не двигается. Смог бы он простоять так до утра? Джон всерьез размышляет на эту тему, когда дверь неожиданно распахивается и на пороге появляется встревоженный Шерлок. Некоторое время он молча смотрит на Джона, оценивая урон, нанесенный душевному состоянию, по внешнему виду, а затем втягивает его в квартиру и обнимает. Это глупо, бессмысленно радоваться, теплу и запаху Шерлока - у них определенно нет будущего – но Джон радуется, вжимаясь в него, вдыхая его запах, зарываясь носом куда-то в выемку между шеей и плечом. Они стоят в коридоре и обнимаются, а потом Шерлок поднимает ладонями лицо Джона и осторожно целует.
Целоваться с Шерлоком странно, но удивительно приятно, жизненно необходимо и невероятно возбуждающе. Джон стонет, не в силах оторваться от этого мягкого порочного рта, запаха кофе и горечи алкоголя, которой сам же и делится. Они целуются долго, в тесноте темного коридора, цепляются друг за друга, переплетаются ногами и руками, сталкиваются лбами, носами и зубами. Джон определенно перебрал, иначе почему бы он это делал. Его самоконтроль дал трещину, вступив в конфронтацию со страстью Шерлока, и теперь позорно капитулирует, вывесив белый флаг. Они каким-то чудом перемещаются в комнату, спотыкаются о резиновое чудовище и падают на диван, так и не расцепившись. Они даже не говорят, лишь стонут и рычат, стараясь дотянуться друг до друга, потереться, впечататься, влезть под кожу. Они не раздеты, Джон все еще в куртке, но уже без ботинок, хотя и не помнит, чтобы их снимал, а Шерлок в домашних штанах Джона и линялой футболке. Словно акробаты, они кувыркаются на желтом плюше, попеременно доминируя и тут же уступая первенство, вжимаясь и потираясь напряженными членами друг о друга. От ощущений, остро подкатывающих к горлу и сердцу, Джону хочется кричать, он чувствует, что последний раз был таким цельным миллион лет назад. Не самое уместное воспоминание, и чтобы его стереть, Джон с отчаянием набрасывается на губы Шерлока. Они кончают одновременно, позорнейшим образом в нижнее белье, а потом долго лежат, обнявшись, тяжело дыша и слушая сердцебиение друг друга. Они не размыкают объятий ночью, не размыкают объятий утром, и лишь когда Джону приходится встать по нужде, он выбирается из цепких длинных рук Шерлока. В ванной он решает принять душ и почистить зубы, абсолютно не рефлексируя по поводу случившегося. Джон не из тех, кто рвет на себе волосы после того, как все произошло. Он принимает себя и то, что совершил, понимая, что с этим придется жить дальше. Одежда подлежит чистке, душа лечению, тело вниманию. Джон выходит из ванной посвежевший и с изумлением обнаруживает Шерлока за столом кухни, где уже накрыт завтрак – тосты, вареные яйца и овсянка. Овсянка Шерлоку не удается, но Джон все равно съедает ее с удовольствием. После выпитого вчера, голова слегка болит, но он соображает вполне ясно, и вполне ясно видит, как волнуется Шерлок. Шерлок не сводит с Джона глаз. Шерлок молчит вместо того, чтобы тараторить как обычно с утра что-нибудь из собственных наблюдений, барабанит пальцами по столешнице и кусает губы. Завтрак проходит в молчании. Когда Джон варит кофе, Шерлок не выдерживает.