— Только уж больно вонючие, — вставила София, аккуратно облокотившись на деревянный заборчик.
— Ты сейчас такая же, но, в отличие от этих созданий, совсем не милая, — пробурчала Мирослава, таща на вилах кипу свежей зеленой травы.
Никита, таскавший ведра, хохотнул. Несмотря на то, что он обещал всех веселить, парень молча делал работу, не боясь грязи и запахов, и молчал.
— Они и правда такие красивые, ластятся, будто коты, — произнесла Иванна, когда белая с черными пятнами корова носом ткнулась ей в руку. — Ну что ты, Марта? Сейчас и тебе принесут поесть!
В этот момент Мирослава сбросила свой груз в загон Марте, и та благодарно замычала. За время работы девочка заметила странное поведение животных.
Они все настороженно на нее глядели в то время, когда благодушно позволяли Астре и Иванне себя гладить, даже София спокойно подходила к коровам, хотя совсем не желала к ним притрагиваться.
Никифор подошел ближе и оглядел проделанную работу.
— Ну молодчики! — он искренне заулыбался полубеззубой улыбкой. Мужичек свистнул, и в сарай заглянул Ваня. Его шапка и ресницы покрылись инеем. — Чапайте сюда, хлопцы, чай вприкуску пить будем!
Яромир, взмокший и непривычно раскрасневшийся, кинул лопату на место и облокотился о деревянный загон. Корова Марта резво отскочила в сторону, но парень проигнорировал ее поведение. Ваня же, все такой же бледный, как и был, встал так, чтобы не пугать бедных животных. Никифор отвел ребят в свою маленькую коморку, где их большая компания еле уместилась. Все сели за круглым столом, наблюдая, как хозяин фермы ставит сапог на самовар и четкими движениями раздувает подожженные кедровые шишки.
— Я надеюсь, Никифор, этот сапог вы не носили? — уточнила Астра, морща нос и протискиваясь к своему стулу. София вдруг одобрительно хихикнула.
— А ежели и носил? Чагось? Чаю не испьешь? — спросил мужичек, когда по комнатке разнесся приятный запах шишек.
Астра и не подумала смущаться, просто улыбнулась, как бы говоря: «Извини, мужик, но старый сапог не внушает доверия!».
— Разгорелся, пузатый, ему уже ого-го, старше меня будет! — кивнул Никифор на начищенный до блеска самовар.
Как бы не подкалывали ребята фермера, Мирослава про себя отметила, что тот был и сам опрятен, хоть вещи его были заношены и перелатаны, но и утварь была начисто вымыта и аккуратно расставлена по единственной полке и небольшой тумбе. На окошке висели накрахмаленные занавески в мелкий желтый цветочек, прикрывающие только половину окна ровно до форточки. По стенам, вот странности, висел засушенный острый перец и чеснок, от запаха которых у Яромира свербело в носу так, что он еле сдерживал порывы чихнуть, а также путал запахи, сбитый с толку.
Никифор достал баночку варенья из жимолости, рафинад и крендельки в расписных хохломой блюдцах и конфетницах.
— Угощайтесь, ребятки, будем чай пить и разговоры разговаривать!
ᛣᛉ
За пару недель таких отработок в лютене, как частенько называли февраль славяне и современные ведьмаги, все ребята смирились с присутствием друг друга и как-то сблизилась, даже София уже не кривила губы, когда подходила к загонам, и спокойно гладила коров. Меньше спорила с фермером и однокурсниками и, к удивлению остальных, все чаще с интересом вступала в короткую беседу, однако ее благодушие испарялось тут же, как только школьники покидали ферму и уходили в школу.
— Труд облагораживает, — негромко подвел итог их работе фермер, когда наблюдал за слаженной работой подопечных.
За то же время прошло одно полнолуние, одно обращение Яромира, ускользнувшего в медзнахарские палаты, и несколько матчей по «шабашу». К слову, погода снова не сжалилась над игроками, и ватагам пришлось играть в бушующей метели, которую безрезультатно пытались утихомирить преподаватели и работники Ведограда, отвечающие за синхронизацию погоды в Подгорье (и на Лысой горе в частности) с погодой снаружи. Болельщикам на трибунах было легче, там были наложены согревающие чары, и ветер не проникал внутрь. Мирослава тайно радовалась, что ее команда в феврале не участвует в турнире, и им не придется снова отмораживать себе пальцы рук и щеки.
— Не понял, как это ты не будешь отмечать? — выпучил глаза Никита, перекидывая лямку школьной сумки с одного плеча на другое. Рядом шел Яромир и безучастно смотрел прямо.
— Не люблю свой день рождения, — в который раз за разговор повторил яриловец и остановился, почувствовав, что его тянут за плечо. Вершинин отпустил его руку, тут же замахав своей перед лицом друга, пощелкивая пальцами. Вокруг ходили кучки школьников, и ребята отошли к стене коридора.