— Он пришел домой пьяный и учинил на кухне разгром, — сообщил Эгон брату. — Мама встала и хотела его уложить, тогда он притащил ее сюда и запер.
Они слышали, как плакала в комнате мать. Со стуком упал на пол стул. Пьяный голос отца гремел за дверью:
— Прочь руки, я сказал! Я тебе покажу! А, ты еще сопротивляешься?! Молчать!.. Иди сюда сейчас же!..
— Нет, Вернер! Прошу, оставь ремень!.. Прошу тебя, Вернер! — раздался приглушенный вскрик.
Карл Хейнц отскочил на несколько шагов назад, разбежался и ударил плечом в дверь. На лестнице, ведущей наверх, появились Сабина и Вальтрауд. Эгон поспешил к ним.
— Прочь! — заорал хозяин. — Вон отсюда!
Сестры стояли как вкопанные. Он еще раз, разбежавшись, ударил в дверь. Замок был вырван, и Карл Хейнц ворвался в комнату. Мать лежала на полу, сжимая в руках остатки фланелевой ночной сорочки. Отец, широко расставив ноги, прислонился к шкафу, тупо уставившись на старшего сына. Алкоголь исказил его грубоватое загорелое лицо. Рубашка выбилась из брюк. В руке он держал свернутый петлей поясной ремень.
— Вон! — заорал он на сына и отшатнулся от шкафа. Голова его тряслась. — Вон, я говорю!
Карл Хейнц вплотную подошел к отцу и схватил его обеими руками за грудь.
— Все, — сказал он, и в его голосе не было волнения. — Это в последний раз!
Он медленно подталкивал отца к двери. За ним, пытаясь подняться с полу, ползла его мать, прижимая разорванную рубашку к своей исхудалой груди. Ее губы распухли. Из угла рта струилась кровь.
— Будь благоразумен, Карл, — умоляла она сына. — Не забывай, что он твой отец.
— Я… я тебя убью! — пробормотал пьяный, пытаясь сопротивляться. Он был силен, но алкоголь лишил его координации движений.
Сын вытащил его в коридор, где к тому времени собрались все дети. Отец увидел ужас в их глазах и попытался вновь вступить в борьбу. Его кулаки замолотили по лицу сына.
Карл Хейнц почувствовал, что его левый глаз начал распухать, а из носа потекла кровь. Но хватка его оставалась мертвой — он продолжал тащить отца из дома через двор к сараю, где хранилась солома и сено. Там он бросил его и запер дверь на засов. Когда он вернулся в дом, мать уже уложила сестер в постель. Она стояла в сенях в купальном халате с широкими рукавами, достававшими ей до кончиков пальцев, и смотрела на сына. Он не ожидал благодарности за свой поступок, но надеялся получить от нее хоть какой-нибудь знак одобрения. Вышло совсем наоборот.
— Ты не имеешь на это никакого права, — промолвила она и посмотрела на него так, будто он был ей чужой. — Он твой отец, и это его дом.
— Наш дом, мама!
— Только не твой, — возразила она. — Твоими руками здесь не положено ни одного камня.
— Он тебя избивал! Он мучил тебя! Он обходился с тобою хуже, чем…
— Что, я звала тебя? Кого-нибудь из вас я звала?
— Что ж, надо ждать, пока этот зверь тебя убьет, черт возьми?
— Что ты знаешь, ты, желторотый! — По ее лицу промелькнула улыбка сожаления, при этом она едва заметно вздрогнула от боли в разбитых губах. — Пойдем в сарай и приведем его в дом. У него уже все перегорело, ты увидишь. Только не раздражай его, не напоминай, что все его мечты так и остались мечтами. Ни диплома на стене, ни ордена на груди, как у брата. С должностью бригадира ничего не получилось: он не пошел учиться — я была беременна и не могла даже дров нарубить. Перед обучением он хотел показать мне весь свет: Черное море, Кавказ, Ленинград… а мы с ним не были ни разу даже на Балтийском море. А сейчас твоему отцу нужна только водка, чтобы как-то поддержать себя. Но это пройдет. Ты увидишь, мой мальчик. Пойдем!
— Нет!
— Пойдем!
— Он должен понять, что нам не нужен отец, который обращается с нами как со скотами, мама. Оставь его там, где он лежит. Слышишь?
— Ах! — сказала она и иронически посмотрела на сына. — Ты что, хочешь руководство в доме взять в свои руки? Что ты о себе возомнил? А ведь тебя без того человека, который лежит сейчас в сарае, вообще бы на свете не было. Он не только произвел тебя на свет, парень, но и воспитал, заботился о том, чтобы тебе было тепло и у тебя была крыша над головой. А сам ходил по три года в одном костюме, так как ему важнее было купить тебе велосипед. Он двадцать лет не имел и дня отпуска, работал, чтобы у его детей было все необходимое — игрушки, красивые тряпки, школьные ранцы и ботинки. Как ты думаешь, почему я за него вышла замуж?
Карл Хейнц отвел взгляд от лица матери и молчал. Этот вопрос он часто задавал себе и никогда не находил на него ответа.