Трудно поверить, что прошло всего лишь несколько недель, а такое чувство, будто прошла
целая вечность.
Тяжело вздохнув, я поддаюсь искушению и берусь за ручку его двери в кабинет и
открываю ее. Я не должна входить, если я хочу сохранить свое душевное равновесие.
Меня омывает запах его одеколона, смешанный с легким ароматом кожаной мебели. Моя
кожа покрывается мурашками, а соски становятся как камушки. Что–то напоминающее
вид сексуального рефлекса и мои глаза снова начинают гореть от слез. Я моргаю, выходя,
чувствуя, что слезы вот–вот хлынут и хлопаю дверью. Ой, бл*я!
Как мы могли так ошибаться? Один сраный ужин и моя неустойчивая Вселенная
разлетелась на куски.
Я вхожу в свой кабинет, чувствуя головную боль размером со штат Монтана. Боль, похожа
на вспышки молнии, пронзающие правую часть головы и проигнорировать ее просто
невозможно.
– Добро пожаловать в Капитолий, Мисс Мигрень, – шепчу я, протягивая руку к бутылке
ибупрофена в своем ящике стола. Я беру две таблетки. Воды нет. Круто.
Черт! Очень плохо. Должно быть у меня обезвоживание, потому что во рту суше, чем в
пустыне Мохаве. Я не смогу проглотить таблетки, чтобы они не застряли у меня в горле. Я
кашляю, как кошка, у которой в горле застрял комок шерсти. Слезы льются ручьем из
моих глаз и я бегу в мини–кухню, где есть чайник и холодильник. Хватаю бутылку воды, с
треском открываю крышку, и глотаю так жадно, что капли воды стекают у меня по
подбородку. Когда я заканчиваю, я вытираю рот рукой. Настоящая леди, Кса.
Я прикрываю рот, когда к горлу подкатывает отрыжка, так я хотя бы не выгляжу как
полная неудачница. Пока нет. Насколько далеко я зайду? Вопрос остается без ответа. По
крайней мере я могу завершить ежемесячный отчет, сделать его копии и уйти. В моем
кабинете практически нет моих вещей, которые мне надо собрать, напишу заявление об
увольнении, уйду сегодня и никогда не вернусь.
В углу стоит пустая картонная коробка и я беру ее, возвращаясь в свой кабинет. Скоро
журналисты выпустят свои статьи. Я прямо предвижу их заголовки. Этого будет
достаточно для того, чтобы пресса начала свою истерию. Не важно, даже если это
огромная журналистская ошибка, скандал будет сотрясать Капитолий, не важно, что это
ложь. Уровень дерьма, который обрушится на Холм начинает четко вырисовываться у
меня в голове и мой желудок сводит от дурного предчувствия.
У меня на столе жужжит телефон и я беру его. Это Беннетт, я закрываю глаза, молясь,
чтобы у меня появились силы. Я не собираюсь отвечать ему так же, как и раньше.
Но когда я читаю текст: «Ты придешь сегодня вечером?»
Что–то внутри меня щелкает!
Он, бл*ь, серьезно? Мое апатичное состояние превращается в бешенство и я печатаю, «Ты
в своем уме! Нет, я не собираюсь присоединяться к тебе в Доме после прошлой ночи. Ты
вообще чокнулся?»
Моментально от него приходит ответ, «Детка, пожалуйста. Я знаю, я много раз говорил
это, но нам надо сесть и выяснить все, что произошло. Бегство...разве мы не проходили
через это, Кса?»
Я качаю головой, глядя на экран и набираю ему ответ. «Совсем недавно. Не звони мне. Не
пиши мне. Я не часть какой–то игры, в которую ты играешь. Я не твоя марионетка. И
не кто–либо еще!!!»
Черт! Сажусь в свое кресло, держа телефон и чувствую, как он жужжит. Но это не Бен –
это Брук. Я коротко отвечаю
– Эй.
– Черт возьми, что случилось? Ты во всех новостях. Б...я, Кса, мне так жаль.
– Да ничего, – фыркаю я.
– Это дерьмо разрушит тебе карьеру. Из–за меня тебя обвинят в этом. Дерек в бешенстве.
Мы никуда не летим. Ты где?
– В офисе. Но не смей откладывать свои планы. Слушай, со мной все будет в порядке.
– То, что готовится к печати и в интернете – все это фальшивка и я не могу поверить, что
за всем этим беспорядком стоит Джон.
Джон?
– Что он собирается делать с этим?
– Собирается делать? Ксавия, он журналист, он тот, кто первый обнародовал эту новость.
Он дал интервью на камеру и его выложили на YouTube! Мы учились вместе с этим
козлом, ему все верят.
Я стою, чувствуя желание что–либо сделать, а не просто спрятаться. Это чушь... Джон. Он
по уши...
– Он журналист. Я уверена, что его просто вынудили. Ты ведь знаешь, как это бывает.
– Когда дело касается его, ты обычно закрываешь на все глаза. Я говорю тебе, он тот, кто