взглядом, который творит невероятные вещи с моими внутренностями. – На какое–то
время, – добавляет он, целуя меня в нос.
– Из–за меня? – Я пытаюсь проглотить неприятный комок, который подкатил из ниоткуда
у меня к горлу. Любой другой нормальный человек был бы в восторге от услышанного, но
я нет.
Он качает головой, скользя подушечкой пальца по моим губам.
– Не совсем так. Это не то, что ты могла подумать, – бормочет он, затем выпрямляется и
опустошает свой стакан.
– Сейчас совсем не время умалчивать что–либо, – говорю я ему.
– Я и не умалчиваю. – Он подмигивает мне, ставя свой стакан на стол рядом с шезлонгом.
– Что ты делаешь? – Я смотрю, как он снимает рубашку и вытирает ей выступившие
капельки пота, усеивающие его загорелую и широкую грудь.
– Малыш, давай не будем беспокоиться о Доме. Я прорабатываю этот вопрос по своим
каналам, но, естественно, Вице–президент везде сует свой нос. Норт может поцеловать
нас в зад, он больше потеряет, чем кто–либо из нас и, вероятно, ему надо напомнить об
этом факте.
Я смотрю на него, открыв рот.
– Ты ведь не собираешься пойти против него. Так ведь? – Все мое тело греет мысль о том,
как Беннетт, в своей властной манере пойдет против Норта.
– Я не собираюсь играть ему на руку. – Мышцы на его челюсти дергаются.
– Что это значит?
– Доверься мне. – Он наклоняется и целует меня. – Мы находимся не в том положении,
чтобы давать еще больше поводов для слухов. Нас будут преследовать и это будет до тех
пор, пока наши имена не будут кристально чистыми в глазах прессы. Одно дело таскать
Рихтера по судам, другое дело – сделать что–то глупое и быть пойманным. Давай закроем
глаза на то, что он устроил нам в отместку своими обвинениями. Наши адвокаты будут
заниматься СМИ, а я по своим каналам буду прорабатывать информацию, выясняя, какое
отношение имеют твои бабушка и дедушка ко всему этому. До тех пор, пока пыль от
произошедшего не осядет, никто с Холма не станет рисковать и раздувать грандиозный
скандал.
Скандал. Я замираю при одном только этом слове. Настоящий скандал и я хмурюсь.
– Ты расскажешь мне все, что узнаешь, каким образом мои бабушка и дед причастны ко
всему?
– Абсолютно все. Что еще тебя беспокоит?
После всего, что мы пережили и насколько надуманно, чем есть на самом деле, Дом с
Беннеттом были для меня самым безопасным местом. Местом, где я чувствовала, как
разные стороны меня сливаются воедино.
– Я просто не представляю клуб как нечто злое. Конечно, есть риск...
– Старайся не использовать Дом, как путь к бегству.
– Я не думаю о нем как о пути к бегству. Для меня он скорее как приют, – говорю я ему, но
он прав.
Он упрямо отказывается обсуждать предложение Норта, кроме как заявляет, что, в конце
концов, на президента найдут управу. Я по–прежнему с трудом воспринимаю мысль о том,
как Джон и Колин додумались до того, чтобы добраться до меня в Вашингтоне и
отомстить мне, начиная вынашивать идеи своей новой авантюры в виде шантажа, выбирая
для этого цели с Холма. В свете всего, что случилось, перерыв между нашими
посещениями клуба будет не значительным. Не тогда, когда мы все еще есть друг у друга и
у нас есть взаимная потребность к жесткому сексу. Грубому. Извращенному.
– Это основная причина, по которой существует клуб, но не может не быть побочных
эффектов, – отвечает он, глядя на меня и его взгляд становится отрешенным.
– Подобно тем, что это может быть местом, где можно спрятаться? – Спрашиваю его я в
упор.
– Точно.
Бен фыркает, а я тяжело вздыхаю. Разрастающаяся боль и гнев, которые поглощают меня,
служат катализатором к моему отступлению и желанию сбежать, на что он абсолютно
верно указал. И если есть хотя бы кое–то, что мы с ним почерпнули сегодня – так это
необходимость знать правду. Что–то, что мы жаждем знать и о чем мы стараемся
умалчивать.
Это наша слабость и то, над чем мы оба можем работать. Но только вместе.
Я сжимаю перила еще крепче.
– Хорошо, я слышу, о чем ты хочешь промолчать и не сказать мне, но это слишком
очевидно, чтобы проигнорировать. Я согласна жить здесь и сейчас. Быть здесь и вся эта
прочая хрень учения Дзэн [Прим. пер. – Основной целью дзэн является проникновение в
истинную природу ума. Исследователи учения, практиковавшие дзэнскую медитацию,