произошло сегодня, я на грани того, чтобы оттащить ее обратно на диван, оголить ее зад и
уложить к себе на колени. Она направляется к двери, чтобы открыть ее, но я ставлю руки
около нее так, что она оказывается пойманной с обеих сторон будто в ловушку.
– Неужели тебе не интересно кого подобрала команда Вице–президента в качестве моей
подруги?
– И знать не хочу, – выплевывает она. – Причина номер 666, почему стажерам не следует
трахаться со своим боссом!
Ее трясет и я опускаю руки ей на плечи, затем спускаюсь вдоль ее рук. Обхватываю
запястья и отцепляю ее пальцы от дверной ручки.
– Нет. Ты узнаешь. – Я разворачиваю ее и наблюдаю за ней, кусающей губу. Господи, я
хочу раздеть ее и провести следующие часов десять, наслаждаясь ее телом. Б*дь, как она
умудряется так влиять на меня? Поднеся ее руки к губам, я начинаю целовать ее ладошки,
но она отказывается смотреть на меня. – Детка. Посмотри на меня.
– Нет, – она упрямо качает головой и я глубоко вздыхаю, давая ей время. Ее аромат
наполняет воздух между нами, и мой член пульсирует, жаждая освобождения. Господи
Иисусе, я хочу быть в ней… все время.
– Это ты, – говорю ей, поднимая руку к ее щеке и беря ее за подбородок. – Ты.
Ее глаза, словно жидкие аквамарины, она моргает и по щеке скатывается слеза. Она без
очков и я провожу пальцем по мокрой дорожке, безумно желая знать, что творится у нее в
голове. Я даю ей время переварить услышанное. Черт, сама идея о том, что мы
встречаемся застала меня врасплох и все еще не укладывается у меня в голове.
– Я должна быть твоей девушкой? Что Вице–президент думает об этом… что я готова и
жду не дождусь? Откуда она вообще знает обо мне?
– Когда я приехал к ней сегодня, ее пиар команда была во все оружии. Я думаю, что
Вирджиния не совсем верила в эту идею… до тех пор, пока ты не появилась в комнате.
Вице–президент – ястреб, она все видит. Ее специальность – синтезировать спонтанные
идеи. Черт, отойди же от этой гребанной стены!
– Что я такого сделала, что заставило ее предложить нечто подобное?
– Честно, я думаю, твоя биография.
Она смотрит вниз на свой бейдж, и когда поднимает свой взгляд на меня, качает головой. –
Моя фамилия ничего ей не говорит. Возможно, она ошибается, думая, что у меня
политические корни. Ты знаешь, я не одна из них. Господи, я поссорилась с бабушкой и
дедом после нашего с тобой разговора на прошлой неделе. Ничего на этом не закончится.
Кеннеди и Стилманы держатся вместе. С момента «сухого закона» они всегда были
вместе, прикрывая друг другу спины. Ты не представляешь себе, какого это или как далеко
они смогут зайти!
– Могу, – спокойно говорю.
Она качает головой.
– Сомневаюсь.
Я сильнее сжимаю ее руки. Могу ли я доверять ей?
– Мы с тобой как два айсберга. Откололись от своих семей. Моя семья всегда и везде.
Начиная с Гражданской войны и по сей день они находятся во главе некоторых районов
штата Джорждия. Они также живут в своем маленьком мирке. Старожилы со своим
дерьмом Ку–клукс–клана. – Все вокруг нас исчезает. Я слегка касаюсь ее кожи,
вырисовывая круги, произношу. – Ты видела мои шрамы. Помнишь, я говорил тебе, что
они остались после случая на охоте с моим дядей.
– Да, – она моргает.
– Б*дь. Нужно ли мне впустить ее? Рассказать ей больше, чем она уже знает. Я набираю
воздух в легкие. – Это был не просто случай на охоте. Мой дядя… брат отца похитил меня,
когда мне было четыре. Он посадил меня в машину. Он был обдолбан наркотиками. Я был
с ним около двух недель в декабре. Он творил вещи… – закрываю глаза, сжимая челюсть.
Я весь покрываюсь холодным потом. Сердце грохочет. В то время как образы всплывают в
голове оно грохочет так сильно и быстро, – б*дь! Я заталкиваю воспоминания подальше в
глубины своего сознания и хрипло шепчу: – Вот откуда эти шрамы.
Когда я смотрю на нее, у нее такое выражение лица, будто она только что видела
автомобильную катастрофу.
– О, Господи!
– Меня спасли. Но это стало причиной, почему я так отношусь к людям. Особенно к
женщинам, – произношу я.
Она касается моего лица.
– Ты прекрасен… для меня.
Какое–то время мы просто смотрим друг на друга. Боль в кристально синих глазах Кса
разбивает меня. Обжигающие садистские образы пряжек от ремня, кровь и нож,
оставляющий на моей коже порезы, всплывают в моей голове. Ее уязвимость, шелковистая
мягкость – это мой огонь, на который я, как мотылек лечу. Это ловушка. Моя слабость. То,
чем я желаю обладать. Закрываю глаза. Хочу, чтобы мрак стер все воспоминания. Я не